Записки случайно уцелевшего

После той, страшно измотавшей нас дневки у развилки дорог наш отряд что ни ночь пополнялся все новыми и новыми окруженцами. Как правило, мы натыкались на них, бредущих то в одиночку, то по двое, трое неизвестно куда. Выйти к своим многие из них уже не надеялись - слишком далеко ушел фронт, да и как его перейдешь, если у немцев вон сколько войска! Хорошо бы где-нибудь отсидеться, переждать, может даже, в зятья выйти...

Но все же некоторые из них охотно примыкали к нам. Мой компас даже в их глазах что-то все-таки сулил. Это были люди, как на подбор, немолодые, военному делу, как и мы, совершенно не обученные и в полевых условиях беспомощные. Исключением среди «новеньких» оказался молодой аспирант по кафедре ихтиологии биофака Московского университета, который не только не потерял надежды выбраться из окружения, но, как мы потом убедились, неизменно сохранял присутствие духа в самых сложных ситуациях. Однако в общении с людьми он был крайне стеснителен, даже робок и по манере держаться являл собой тип кабинетного ученого.

Мы сперва хотели предложить ему командование нашим отрядом, но он был так далек от роли начальника, тем более в условиях армейской субординации, совершенно чуждой ему, что нам пришлось от этой идеи отказаться. И командовал нами по-прежнему Фурманский, у которого в активе был хотя бы военный сбор для писателей, проведенный прошлым летом в Кубинке, под Москвой.

Но вот как-то рано утром, когда нас было уже человек пятнадцать и мы расположились на дневной отдых в очередной рощице, у нас в отряде внезапно объявился лейтенант. Настоящий лейтенант Красной армии, с командирским ремнем поверх шинели, в фуражке и с двумя кубарями в петлицах.

Хорошо помню тот мглистый, напоенный всесветной сыростью день. С неба сыпался мелкий, нудный дождичек, то и дело переходящий в изморозь. Я никак не мог согреться и долго ворочался у себя под разлапистой елкой, прежде чем забылся сном, видимо, совсем коротким. Проснулся оттого, что, как мне показалось, кто-то на меня смотрит. Сначала я глазам своим не поверил. В самом деле, надо мной стояла девушка в шинели и в пилотке, а рядом с ней лейтенант. Я протер глаза и вопросительно уставился на них. Помню, что сознание мельком, как-то безотчетно, но сразу зафиксировало еще неясную мне контрастность этих двух людей. У девушки было интеллигентное лицо еврейского типа, а крестьянская физиономия лейтенанта не оставляла сомнений в том, что он только-только приобщился к городской культуре. Они молча смотрели на меня, а я на них. Первой заговорила девушка.

- Нам сказали, - и она кивнула в сторону окружен -да, этой ночью примкнувшего к нам, - что у вас есть карта и компас.

Я объяснил, что карты у нас, к сожалению, нет.

- Ну, все равно, мы пойдем с вами, - как о чем-то заранее решенном, сказала она, но тут же вопросительно посмотрела на лейтенанта. - Да?

Однако лейтенант на ее вопрос никак не реагировал. Он молчал и ни во что не вмешивался и потом, когда девушка по моему совету доложилась Фурман-скому и рассказала ему, кто они такие. Как ни странно, лейтенант Матюхин и сандружинница роты, которой он командовал, Фаня Г., оказались из соседнего полка нашей же дивизии. Странно, потому что за весь месяц в окружении никто из нашей Краснопресненской дивизии, кроме упомянутого выше аспиранта, нам больше не встретился, в то время как ополченцы из других соединений попадались на каждом шагу. Видно, наши потери были больше, чем у соседей.

День еще только начинался, и пока кругом царила тишина, надо было как следует выспаться. Вскоре Матюхин и Фаня тоже устроились под деревом, подстелив одну шинель и накрывшись другой, а сверху -плащ-палаткой. Они и потом спали вместе, нимало не стесняясь интимности своих отношений, притом, что почти никогда не разговаривали друг с другом.

Правда, лейтенант игнорировал не только свою подругу, он вообще ни с кем не разговаривал. Когда они к полудню проснулись и встали, я все ждал, что сейчас лейтенант, наконец, как ему и подобало, объявит: «Бойцы! Слушай мою команду!..» Но он упорно хранил молчание и на прямой вопрос Фурманского решительно заявил:

- Я командовать не буду...

И потом всячески демонстрировал свою полную безучастность. Что же касается Фани, то она, напротив, обнаружила общительность и словоохотливость. Фаня с готовностью рассказала нам, что она москвичка, комсомолка, студентка химического факультета МГУ, что она не жалеет о том, что записалась в ополчение, что, несмотря на быстрое продвижение гитлеровцев, она все равно верит в гений Сталина и в нашу победу.

- Враг будет разбит, победа будет за нами! - убежденно процитировала она заключительные слова известной речи Молотова.