Записки случайно уцелевшего

Между тем близился рассвет. По словам местного тракториста, в доме которого побывал Фурманский со своими спутниками, здешний вражеский гарнизон был довольно внушительным, но базировались немцы в противоположном конце селения, а сюда наведывались редко. Сегодня они тем более здесь не появятся - еще с вечера, как только им сообщили, что Москва пала, они принялись за шнапс. Узнав, что нас примерно пятнадцать человек и что мы давно голодаем, тракторист и его жена - по словам Фурманского, очень славные и отзывчивые люди - вызвались нас накормить. Они посоветовали нам расположиться в большом колхозном сарае, тут неподалеку, на опушке леса, и объяснили, как туда незаметно пройти. Пока мы будем отдыхать в сарае на соломе, жена тракториста и ее соседка что-нибудь сготовят и принесут нам туда поесть. Это предложение противоречило нашему железному правилу - не заходить в деревни, а тем более не устраивать привалы вблизи вражеских гарнизонов. Но, сраженные вестью о падении столицы, мы враз лишились остатка сил и еле передвигали ноги. О продолжении марша без отдыха не могло быть и речи. Да и куда теперь торопиться, куда идти? На Урал?.. Ощущение безмерной физической усталости дополнилось ощущением полной душевной пустоты и бессмысленности любых наших усилий. И мы покорно побрели в сторону темнеющего вдали леса.

Было уже достаточно светло, когда мы вошли в расположенный на краю большого колхозного поля сарай. И почти все, не сговариваясь, сразу распластались на сухой, пружинистой соломе, будучи не в силах бороться с искушением расслабиться наконец, забыться после ошарашивающей вести. Только лейтенант и еще два бойца из новеньких проявляли непонятную активность и все о чем-то договаривались. Потом и они угомонились, кроме лейтенанта, который, еле заметно кивнув им, снова вышел наружу, словно хотел удостовериться, что нас никто не проследил.

Сарай был сухой, просторный и - что особенно ценно - с двумя воротами: одни были распахнуты в сторону деревни, другие - в сторону леса. В случае чего...

На этой мысли я заснул.

Проснулся я от того, что кто-то энергично тряс меня за плечо. Это был Аспирант:

-Скорее!.. Немцы!..

Убедившись, что я проснулся, Аспирант подбежал к спящей Фане.

- Беги скорее в лес! - принялся будить он ее, беспокойно озираясь. - Немцы!..

Фурманский еще или уже не спал и вскочил сам. Джавада растолкал я. Мы бросились к винтовкам, которые, перед тем как лечь, приставили к стене, подальше от соломенной трухи, чтобы не засорить затворы. Но винтовок на месте не было. Ни наших трех, ни карабина Аспиранта. Но в отличие от нас он, обнаружив пропажу, сразу что-то сообразил, потому что крикнул нам:

- Не ищите, не теряйте зря время! - и, схватив еще не пришедшую в себя Фаню за руку, решительно потянул ее к воротам.

Винтовки странным образом исчезли. Но почему это не удивило Аспиранта, откуда в нем эта готовность сразу поставить на них крест?.. Я еще бессмысленно метался по сараю, пытаясь осознать происходящее, когда Джавад, который был ближе к воротам, показав через проем в сторону деревни, крикнул:

- Идут!.. Скорее!..

Почему-то его возглас больше никого в сарае не обеспокоил. Остальные наши спутники либо продолжали спать, либо делали вид, что спят. И эту стран¹ ность тоже мельком, но все же зафиксировало мое взбаламученное сознание, как и пропажу нашего бинокля, прежде висевшего на гвоздике возле винтовок. Выбегая вслед за Фурманским наружу, я напоследок оглянулся и сквозь распахнутые настежь створки противоположных ворот без всякого бинокля явственно увидал немецких солдат во главе с офицером. Они были еще сравнительно далеко, но направлялись именно сюда, и - ошибиться было невозможно - вел их Матюхин. Отчаянно жестикулируя, он в чем-то убеждал офицера.

Не буду рассказывать подробно, как немцы преследовали нас, как что-то кричали нам пьяными голосами, кто-то даже на ломаном русском, как палили в нашу сторону из автоматов и винтовок, как куражились, предвкушая скорую расправу с беглецами. Был момент, когда они, сами того не подозревая, почти окружили нас, но вчерашний хмель, по-видимому, еще не выветрился из голов победителей и в решающую минуту вдруг лишил их действия всякой целесообразности. И все же мы тогда потеряли надежду на спасение. Повторилась мизансцена, которая уже не раз могла стать для нас конечной: мы лежали в кустах на песке и до боли в глазах вглядывались в просветы между деревьями, откуда нам грозила верная смерть.