Записки старика

Не оттого ли и жизнь здешних золотопромышленников так резко отличалась от красноярских. Сударев, Тарасов, Базилевский завелись очень замечательными библиотеками; а в 1860 году здесь открылась даже частная публичная библиотека Н.[икита] В.[иссарионович] Скорнякова. В Красноярске же, городе безумной роскоши, как его назвал Кастрен, в то время не было ни одного хотя бы ничтожного собрания книг, ни одной книжной лавки. Но зато шампанское лилось там рекою, а дамы, все почти, из крестьянок, казачек, и изредка из поповен, таскали за собой шелковые шлейфы, не короче полутора саженей, платили за прическу головы на вечер по 25 рублей, и не стыдились по стенам и столам своих будуаров размещать свои портреты, снятые фотографически то одиночно – в виде Афродиты, выходящей из купели, то в группе трех голеньких граций. Неудивительно, что после всего этого цивилизаторы со своими милыми дамочками вылетели в трубу, разорив сотню глупцов, вверивших им свои капиталы.

III

Более 6 лет горела тундра на ночь от Енисейска, а жители не обращали на то ни малейшего внимания, хотя очень часто ветер наносил на город целые клубы едкого и удушливого дыма. Золотопромышленник Григоров в 1867 г. предлагал городу взять на себя порубку зарослей на болоте, осушку его и превращение в луга с одним только условием, что во все время пребывания своего в Енисейске луга эти будут в его владении, а по отъезде его останутся собственностью города. Дума со своей стороны сделала другое предложение. Купить всю эту тундру и потом распорядиться ею по своему усмотрению, причем, заломили такую посаженную плату, что и в 10 лет нельзя было бы возвратить сеном издержки на одну только покупку этого обширного тундристого пространства. Григоров[362], не смотря на свою барскую тароватость, принужден был отказаться. Последствия этого отказа вскоре жутко почувствовали енисейцы.

1869 год с сухим летом, был особенно богат пожарами. В конце июня или в начале июля загорелся навес от поставленного под ним самовара в постоялом дворе у сенного базара. Ветер дул с запада и сейчас же перебросил огонь через улицу. Сгорело 12 или 13 дворов, со всеми находящимися на них постройками. Погиб один рабочий плотник, сильно пострадавший и умерший на другой день в городской больнице. Это была прелюдия и как бы предостережение жителям. Но они поговорили о пожаре и чрез неделю притихли, а тундра между тем разгоралась своим порядком, и дымом закапчивала город постепенно.

25 августа приехал в Енисейск вновь назначенный губернатором г-н Лохвицкий[363], сменивший Замятнина. На другой день, в празднество коронации, жители дали ему бал, устроили фейерверк, на какой хватило знания какого-то отставного артиллерийского солдата, и сожгли несколько дегтярных бочек и старых изломанных колес. 27-го утром его превосходительство изволило ревизовать полицейское управление, как в 10 часов ударили в набат.

– Ваше превосходительство! Пожар! – отрапортовал исправник Геце.

– Ничего, пусть разгорится, – ответил губернатор, продолжая ревизию. И разгорелось же!