Записки старого казака. Пластуны на Лабинской линии

Около полуночи, с долины потянул ровный восточный ветер, гоня перед собой валуны дождевых облаков. Туман, редея в долинах, стлался пеленой на влажную траву. Полная луна озарила кротким светом вершины гор, ущелий и равнину. Огни бивуака, ярче запылав, осветили местность красноватым переливом. Ровно в четыре часа утра, среди окрестной тишины, отряд в боевом порядке быстро двинулся по направлению к месту, накануне нами осмотренному. За час до рассвета отряд остановился в той самой роще, где мулла Абдул разыгрывал неудавшуюся сцену свидания. Отдельные части, назначенные в обход трех видневшихся аулов, перешли поодиночке мост и скоро скрылись в зарослях пересеченной местности. Спешенные четыре сотни казаков тихо облегли аул. Четыре станка-ползуна (т. е. на деревянных колодках, обыкновенно употреблявшихся при горизонтальной или с высот стрельбе) конно-ракетной команды взобрались на тот утес, откуда я наблюдал за свиданьем Абдулы с горцем. Аул покоился безмятежным, глубоким сном. Дивизион орудий, с подвязанными цепями, пройдя ущельем, выстроился фронтом к аулу. В мертвой тишине снялись орудия с передков и, гордо подняв дула, грозно смотрели вперед. Луна, едва мерцавшая, уходила за высоты, бросавшие густую тень, и закрывала орудия; между тем, с востока показалась предвестницей дня алая полоса на горизонте. В этот момент из рощи взлетела сигнальная ракета и, бороздя воздух, блеснула яркими звездочками, произведя глухой гул в окрестности. В ответ сигналу сверкнул огонь орудий с утеса, понеслись ракеты, описывая огненную параболу. Еще не успело затихнуть перекатами огласившее окрестность эхо, как в пылавшем ауле раздавались частые выстрелы и шла отчаянная резня. В то же время подобное, повторилось и в дальних аулах. Поднявшееся из-за гор солнце кровавым огненным шаром осветило аулы, объятые огнем среди валившего черного дыма. Медленно двигались к главному резерву части войск, возвращавшиеся с погрома, гоня более сотни пленных и до двух тысяч штук разного скота, составлявших трофеи набега. После погрома аулов, отряд быстро пошел на соединение к урочищу Ханкеты, провожаемый небольшими партиями ошеломленных горцев. В арьергарде, на ходу, изредка мелькал огонь вслед за белым облаком орудийного выстрела, да местами завязывалась схватка за тело между гарцевавшими казаками и джигитами. Бой, однако, длился до вечера… По выдающейся покатой возвышенности мы шли быстро; нам ясно уже виднелся кочевой табор с его бивуачными огнями, глухим говором и ржанием коней… Через час отряды наши соединились. Генерал Козловский, поблагодарив генерала Евдокимова и нашего начальника линии, обратился к казакам с коротким солдатским словом: «спасибо молодцы»! Да и, поистине, было, за что сказать спасибо. Боевая работа была сильна, потери мало, а добычи много, невзирая на изнурение коней, длинные переходы, бессонные ночи. Все это было преодолено при почти постоянной отвратительной осенней непогоде. Все боевые кавказцы отдавали генералу Евдокимову полную справедливость за его распорядительность в набегах, сметливость и умение в избрании позиций для разъединения силы неприятеля, и быстрым сбитием его с выгодной позиции вводить в панику. Все это способствовало избегать больших потерь в людях и всегда благодетельно отзывалось на нравственный дух войск, заверяя их в непобедимости, возвышая их удаль и отвагу.

Мы простояли два дня на одном бивуаке, в течение которых, кроме фуражировки, недальних разъездов и пустой перестрелки за цепью, ничто не тревожило нас и позволяло нам и нашим коням отдохнуть и понабраться силой для новой боевой работы, для новых погромов…

Встревоженные горцы в низовьях Белой, с удалением отряда генерала Евдокимова, бросились партиями в Черный, Длинный и Псеменский леса, спеша занять засадами проходы и тем обезопасить аулы, гнездившиеся в верховьях между рекой Белой и Черными Горами. Сведения эти одно за другим приносили шнырявшие лазутчики из гор. Небольшие пешии партии пластунов, ходивших на разведки, подтверждали то же. На другой день горцы словно исчезли и не появлялись даже у окраин леса. Но нам, старым их кунакам, хорошо было известно, что тем зорче они стерегут отряд, и наша стоянка на месте, страшно беспокоя их, вместе с тем ставила в недоумение: что предпринять и на что решиться. А отряд, по-видимому, и не думал никуда трогаться.

На самом же деле, неподвижность отряда была только небольшой военной хитростью нашей горной войны, чтобы обмануть и утомить бдительность неприятеля, отвлечь его от жилищ, затем броситься на них, с налета сжечь, вырезать и разгромить все, что только попадет под руку, и исчезнуть безнаказанно, подобно урагану истребив по пути огнем запасы хлебов и сена.