Записки старого казака. Пластуны на Лабинской линии

Едва успел я возвратиться и явиться к генералу на пост, меня в ту же минуту снова послали в Верхне-Зассовскую станицу за подводами для перевозки обмороженых. Пришлось проехать еще верст пятнадцать, пока, наконец, добрался до теплой хаты и залег на нашу родимую русскую печь.

Наутро все больные были отправлены и размещены по госпиталям и лазаретам на нашей линии. Много выбыло добрых солдат из фронта от неосторожности своей и нераспорядительности ближайших начальников, которые, впрочем, и сами тоже поплатились; но всего грустнее то, что менее всех виновный генерал Ковалевский ответил за всех. Мы его лишились: он был переведен на службу внутрь России, а впоследствии пал героем при штурме Карса.

Каждый честный солдат и казак, служившие под начальством генерала Ковалевского, отдадут ему полную справедливость и помолят Господа об успокоении души храброго, доброго и честного человека!

Глава XXX. БЫЛОЕ

Начало заселения Лабинской линии окончательно вынудило закубанских горцев уничтожить аулы по протяжению большой части течения реки Лабы, до ее впадения в Кубань, что составляет около двухсот верст; вместе с тем, и низовья ее притоков, рек Кунакстау, Дженока, Фарза, Ходза, Чифграга, Уля, Псефира и других были оставлены горцами. Еще с первым появлением постов и укреплений в пределах между Кубанью и Лабою, аулы, расположенные в низовьях рек Уру-па, Чамлыка и Окарта, переселились частью к отрогам Черных гор и частью заняли долины, прилегавшие к Длинному, Псеменскому и Черному лесам. То же самое сделали горцы, поселясь по верховьям лабинских притоков и по реке Белой.

В числе племен, оставивших свои пепелища, частью занятые казачьими станицами, было довольно сильное махошевское племя.

Старшим и более влиятельным махошевским князем в то время был Магомед Багарсуков – личность замечательная во многих отношениях и щедро одаренная природой, как в физическом, так и в умственном развитии. Он прежде других понял всю невыгоду борьбы с закубанскими пришлецами; он очень хорошо предвидел последствия по тем распоряжениям, какими сопровождалось заселение станиц, одновременно с сооружением укреплений и постов.

С целью обусловить, насколько возможно, мирным путем взаимные отношения, он старался всеми силами сблизиться с основателем и начальником линии. Частые приезды Багарсукова для переговоров в станицу Вознесенскую (При первоначальном занятии линии, штаб Лабинского полка и управление линии были в станице Вознесенской и уже по сформировании, по новому войсковому положению в 1846 году 2‐й войсковой Лабинской бригады, перемещены в станицу Лабинскую, построенную близ бывшего махошевского укрепления, с водворением станицы упраздненного.) сблизили его с П. А. Волковым. Он успел уже заслужить доверие, как дельный и толковый человек, нужный не для одной роли верного лазутчика. Со своей стороны, он сам безусловно подчинился обаятельному влиянию благородного характера, непреклонной воли и львиной храбрости – неотъемлемых достояний личности Волкова.

Чтобы нагляднее выяснить первые сношения наши с закубанскими горцами, с начала занятия Лабы станицами, постами и укреплениями до появления среди них эмира Шейх-Магомед-Амина, считаю долгом очертить здесь эту личность.

Магомед-Амин имел средний рост при плотном и стройном телосложении; его бледное, рябоватое от оспы лицо с орлиным носом, обрамленное темно-русой небольшой бородой, хитрые, сверкавшие умом глаза сильно запечатлевались в памяти у всякого, кто даже раз его видел. А встреч с ним за долгую пластунскую службу выпадало мне немало. Голос его был тих и мелодичен, но речь лилась бурным потоком; он обладал замечательным даром убеждения, чему и был непосредственно обязан своим сильным влиянием на горцев.