Записки странствующего журналиста. От Донбасса до Амазонки

Массовую эмиграцию не остановили символические жесты городских властей: еще в 1992 году во Львове был сооружен памятник жертвам еврейского гетто, третьего по численности после варшавского и лодзинского, где до дня освобождения дожили всего 300 человек. И еще в городе появилась улица Шолома-Алейхема.

Во Львове действует и синагога, хотя ее прихожане — несколько десятков пожилых людей, и именно их я привлек в качестве «экспертов» по еврейскому вопросу. Все они были единодушны: после начала конфликта с Россией антисемитизм из Львова напрочь исчез — украинцам сейчас не до евреев. «Антисемитизма у нас нет, спасибо Путину!» — подытожил заросший седой бородой учитель иврита Наум.

Интересно, что все львовяне утверждали, что отказались поддержать Зеленского отнюдь не из-за того, что он еврей. Правда, дальше, как правило, добавлялось, что шоумен — ставленник «еврейского олигарха Коломойского». То есть в том или ином виде еврейская тема все же проскальзывала.

Вероятно, галичане все же учитывали национальность актера на подсознательном уровне, к тому же, Зеленский еще и русскоязычный, что в агрессивно-украиноязычной Галиции не могло восприниматься хорошо.

В «Бандерштате»

Из Львова я решил отправиться в Стрый. Городок в шутку называют «Бандерштатом» — это, пожалуй, самое бандеровское место во всей Галиции. Кстати, знаменитый украинский националист учился здесь в гимназии, а в послевоенные годы в окрестных лесах действовало мощное партизанское движение.

Город увековечил знаменитый немецкий писатель Генрих Белль: в его повести «Поезд прибыл по расписанию» немецкий солдат едет в 1943 году на Восточный фронт и, глядя на карту, чувствует, что умрет в Стрые. Это название приводит его в ужас. В итоге он действительно погибает здесь от пули бандеровца.

По пути с вокзала разговорился с таксистом. По мнению местных, не только Донбасс, но и Кубань, и даже Ростовская область — исконные украинские земли. Правда, водитель уклонился от ответа на мой вопрос, собирается ли Украина «освобождать» и эти территории.

А в целом Стрый выглядит очень мирным городком с множеством старинных зданий и костелом. До прихода советской власти его населяли в равном количестве украинцы, поляки и евреи. Сейчас почти все поляки и евреи уехали. Здание синагоги стоит разрушенное, а вот польский культурный центр с памятником местному польскому писателю, умершему уже на исторической родине, функционирует.

Местные «бандеровцы», несмотря на мой русский, были со мной очень приветливы. Правда, отвечали мне часто на украинском, но, как мне показалось, не из принципа, а просто из-за плохого знания «москальского». Например, продавщица, у которой я пытался купить кипятильник, честно призналась, что «усе русские слова добро разумеет», но говорить их не станет просто потому, что слова эти «дюже кривые выходят».

Знакомство с городом я начал с мемориала борцам за независимость. Музей расположен в бывшей австрийской тюрьме, где сидели украинские националисты. Молоденькая симпатичная девушка-экскурсовод в очках сразу предупредила, что не говорит ни по-английски, ни по-русски, потому что «уже из нового поколения и русский в школе не учила». Поэтому наша прогулка по музею прошла в сопровождении пожилой смотрительницы, получившей еще советское образование.

Разговор зашел о времени, когда в Стрые стояли немецкие войска. Тогда в местной тюрьме сидели в основном украинцы, укрывавшие евреев. Мои собеседницы рассказывают, что на самом деле таких было немного, а кто-то, наоборот, помогал евреев отлавливать. А вот националисты из УПА как раз с немцами тогда повоевали: им не нравилось, что людей насильно увозят в Германию работать, поэтому бандеровцы нападали на эшелоны.

Решаюсь задать вопрос, какая же оккупация краше — «фашистская» или «москальская»?

— Фашистская. У немцев было все честно: они господа, мы холопы, а холопами управляют кнутом и пряником. В качестве кнута на местной площади стояла виселица, ну а за работу платили. Советы же строили из себя друзей украинцев, а убили людей больше, чем немцы! И, кстати, при немцах, в отличие от большевиков, людей не грабили. У моего прадеда было много кирпича, он собирался строить новый дом. Немцы у него его забрали, но пообещали вернуть через месяц. Он им не поверил, а ровно через месяц видит, что к его дому идут обозы с кирпичом.

На прощание женщины похвалили меня за смелость, мол, не побоялся в «самое логово бандеровцев» приехать. В шутку объяснил им, что журналисту скандал — реклама, а я как раз книжку издал и в продажу запустил, если меня арестуют или просто побьют, товар нарасхват пойдет. «Ну, арест не обещаем, а второе организовать можем!» — пообещали дамы.

Увы, в музее Степана Бандеры все оказалось гораздо скучнее. Позабавило только, как экскурсовод читала лекцию русскоязычной семье из Одессы по-украински, а те терпеливо слушали. Впрочем, со мной после честного признания в незнании украинского заговорили по-русски. Да еще позабавила статуя Бандеры в натуральную величину. Оказывается, рост-то у него был всего 158 сантиметров!