Записки странствующего журналиста. От Донбасса до Амазонки

К слову сказать, я сильно сомневаюсь, что банщик видел меня по телевизору, но мое занятие определил более-менее правильно.

В советское время Иван служил в каком-то страшном спецназе (к слову сказать, почти все закарпатские крестьяне настолько крепкие, что в армии их в основном берут в десантные войска):

— Нас забрасывали в тыл моджахедов, мы взрывали их технику и быстренько возвращались на базу. У меня была кличка «Гуцул», кроме меня, в группе был один русский из Подмосковья, четыре чеченца, а командиром у нас был казах. Вот такой интернационал! — с теплотой вспоминает свою молодость мой новый знакомый.

— Иван, а ведь ты тогда защищал москальский империализм, то есть против Украины боролся!

— Но я ж тогда верил в это!

— А сейчас в независимую Украину веришь?

— Конечно!

— То есть ты тогда ошибался?!

— Почему ошибался, тогда так верил, а теперь так. А вообще, если нужно будет с какой-нибудь страной объединиться, то большинство в Закарпатье с Россией захотят, — после некоторой паузы говорит Иван.

— А как же Чехословакия (в Закарпатье многие с теплой вспоминают время, когда область входила в эту страну)?

— Ну тогда 50 на 50, но к России у нас хорошо относятся.

Но больше всего мне нравится местная продавщица. Вот такой диалог у нас с ней был.

— Скажите, а у вас там в Америке на каждом углу эти Макдоналдсы?

— Да Макдоналдс и во Львове есть (200 км от села. — И. Р.)!

— Ни, я так далеко ни ездила, токо в Ужгород (тоже 200 км, только в другую сторону. — И. Р.)!

На следующий день новый разговор.

— Скажите, а за статью можно хорошие гроши зробить?! Давайте я вам статью напишу.

— Да ты же по-украински говоришь, и я многое не понимаю.

— Нет, писать я и по-русски могу. Особенно у меня хорошо эта, как ее, орфография получается.

— А какая буква на конце в слове «говоришь»?

— Ш.

— Нет, мягкий знак. Правило такое есть.

— Шо — то я его не помню. Може, новое какое?

— Да нет, лет двести ему точно.

7. «Раньше они нас резали, а теперь работать к нам едут» (Эхо Волынской резни)

Украинцы с Волыни приехали на рынок в пограничный польский городок. Мальчик лет пяти спрашивает о них у торговки:

— Бабушка, а почему эти люди так странно разговаривают?

— A это, внучок, такие украинцы. Они раньше нас, поляков, резали, а теперь вот на работу к нам приезжают.

Это реальный эпизод, о котором мне рассказывали украинские гастарбайтеры в Польше. Память о волынской трагедии до сих пор живет в воспоминаниях стариков, как поляков, так и украинцев, живущих на Волыни и Холмщине.

Тарас Бульба против бандеровцев

С 1921 года по 1939-й Западная Волынь с преобладающим украинским населением входила в состав Польши. При этом власти страны в открытую проводили политику ассимиляции украинцев: массово закрывались православные церкви, на Волыни раздавались земли польским ветераном войны. Украинцев не брали на престижную работу, они почти официально были людьми «второго сорта».

Во время Второй мировой войны волынские крестьяне с лихвой отомстили своим мучителям.

В это время фашистские оккупанты контролировали только волынские города, а в окрестных лесах действовал хоровод полубандитских вольниц: «бандеровской» Украинской повстанческой армии (УПА), боевиков Армии Крайовой, красных партизан.

При этом украинские партизаны не были едины — так, бандеровцев не признавал полевой командир Тарас Бульба (псевдоним Тараса Боровца), создавший собственную организацию «Полесская сечь». Тарас Бульба контролировал украинское Полесье. Этот особый регион расположен как в Украине, так и Белоруссии. Жители Полесья — так называемые полещуки — отличаются и по обычаям, и по языку как от украинцев, так и от белорусов, и потенциальная опасность полесского сепаратизма отчасти сохранилась и в наши дни.

Хотя Тарас Бульба сотрудничал с немцами, он отказался участвовать в карательных акциях против евреев. Вообще в целом местные поляки и солдаты Крайовой сочувствовали СССР, а украинские националисты — скорее, немцам. Так, например, в местную полицию гитлеровцы набирали в основном украинцев.

С 1943 года УПА начала массовое уничтожение польских деревень. При этом сознательно делалась ставка на устрашение: убивать и женщин, и детей, чтобы вынудить всех поляков покинуть Волынь.

Действовали бандеровцы с предельной жестокостью. Так, например, были случаи, когда поляков убивали прямо во время богослужения в костеле. Иногда боевики экономили на патронах и убивали людей не огнестрельным оружием, а серпами и вилами, «освященными» украинскими священниками.

Офицера польского правительства в изгнании, прибывшего к бандеровцам на переговоры из Лондона, боевики разорвали лошадьми. Примечательно, что Тарас Бульба осудил акции УПА против поляков.

В ответ солдаты Армии Крайовой стали осуществлять ответные акции против украинцев. Всего в Волынской резне погибло около 50 тысяч человек, в основном поляков.