Читаем Записки тюремного инспектора полностью

К 10 декабря почти одновременно в бухту вошло еще два парохода с беженцами - «Австрия» и «Брезгавия», оба французские. Здесь было более благополучно, но все же на том и другом много тифозных и вообще больных. Корабли были переполнены сверх нормы и должны были выдерживать карантин. Как нарочно, в это время наступил период дождей, а временами дул так называемый бора, лишавший иной раз возможности подвозить к пароходам пищу. Условия существования на этих пароходах были ужасные. Сестра милосердия Брайловская говорила нам, что вшей на «Брезгавии» развелось столько, что они хрустели под ногами. Впрочем, ходить было почти невозможно, так как палуба, трюмы и все закоулки парохода были до тесноты переполнены людьми, и для прохода оставалось пространство, в которое едва можно было поставить ногу.

А. П. Брайловская с мужем (товарищем прокурора Киевского окружного суда) помещались на палубе в крытом помещении возле коменданта парохода. Поэтому она знала то, что докладывали коменданту. Ей было известно, что еще в пути на пароходе умирали, и покойников выбрасывали в море. Она помнит умерших пять детей, несколько калмыков, несколько казаков и четырех беременных женщин, страдавших от качки и не выдержавших этого путешествия. Уже по прибытии в Которо в море было выброшено четыре трупа. «Брезгавия» и «Австрия» были в одинаковых условиях и стояли в бухте рядом. Впрочем, на «Австрии», говорят, было еще хуже.

Карантин продолжался две недели. Разгрузка шла постепенная. Одна и та же баржа подходила поочередно то к «Брезгавии», то к «Австрии» и выгружала сначала больных, а потом здоровых. Такая разгрузка продолжалась бы бесконечно долго, если бы не помогли французы. Перед католическим праздником Рождества они потребовали немедленной разгрузки, угрожая в противном случае оставить пароходы. Их требование было исполнено, но это создало невероятную суету и беспорядок. Выгружали спеша день и ночь без системы, без плана. Брали на баржи и катера и больных и здоровых, детей без родителей, родителей без детей - одним словом, тех, кто был ближе к трапу. Дети плакали, жены вопили, разыскивая мужей, мужья теряли вещи, и все это ночью, в темень, выбрасывалось на берег, чтобы скорее разгрузить пароходы.

На берегу творилось нечто невероятное. Более десяти тысяч людей с детьми, женщинами, стариками, с тюками и вещами скопилось на молу и проводили дни и ночи под дождем и ветром на дворе. Мужья разыскивали жен, родители детей, дети родителей, люди искали свои вещи. «Немудрено, - говорила нам сестра милосердия Л. А. Янковская, - что распорядители и администрация потеряли голову». С пароходов снимали людей истощенных, оборванных, измокших, сплошь покрытых вшами. Л. А. Янковская, работая в госпитале N° 1 возле Мелине, в непосредственной близости мола, говорила нам, что эта толпа людей была до такой степени жалкая, что она не могла равнодушно смотреть на нее.

Питательный пункт не справлялся. Выбиваясь из сил, чтобы помочь чем только можно, она целыми днями варила чай и давала его всем, кто только просил. Котел грелся день и ночь. Насколько люди изголодались, было видно из того, что когда в госпитале оставались корки хлеба и она, Янковская, выносила их к молу, то ее окружала толпа, и все одинаково, и женщины и мужчины, расхватывали эти корки, и ей до сих пор мерещатся крики: «Дайте и мне!» Беженцев тотчас начали водить группами в баню, но разместить их после бани было негде, они оставались на дворе под дождем.

Госпитали были переполнены. Размещать больных было негде, и они подолгу лежали на дворе. Бараки тоже не успели еще оборудовать, и тифозных клали прямо на землю, на тонкий слой соломы. Еще хуже было в палатках. Дул сильный ветер. Палатки часто срывало, и все эти сооружения рушились прямо на больных. Постепенно эту толпу начали разрежать, переводя беженцев в наскоро приспособленные лагеря (в Мелине, Зелениках, Джановичи, Лепетано и Баушице), где они продолжали выдерживать карантин. Конечно, о койках или нарах не могло быть и речи. Размещались на полу, на земле, но и то хорошо, что люди были под крышей.

Наихудшее положение было в Джановичах, где лагерь был устроен в ангарах. Сестра милосердия Брайловская заведовала в Лепетанах амбулаторным приемом. Здесь, говорила она, все были больны. Люди были настолько истощены, что у весьма многих появились карбункулы и цинготные явления. Госпитали не могли, конечно, вместить больных, и потому умирали одинаково и в бараках и в лагерях. Бывали дни, когда не успевали хоронить умерших и вследствие этого устраивали братские могилы. Несомненно, говорила нам сестра Янковская, многих хоронили как без вести пропавших, так как поступали они в госпиталь в бессознательном состоянии и установить их личность было невозможно. Потом уже, когда все улеглось, начали хоронить в одиночку, и над могилами ставили деревянный крест с надписью на нем чернильным карандашом имени, отчества и фамилии умершего.

Перейти на страницу:

Все книги серии РУССКАЯ БИОГРАФИЧЕСКАЯ СЕРИЯ

Море житейское
Море житейское

В автобиографическую книгу выдающегося русского писателя Владимира Крупина включены рассказы и очерки о жизни с детства до наших дней. С мудростью и простотой писатель открывает свою жизнь до самых сокровенных глубин. В «воспоминательных» произведениях Крупина ощущаешь чувство великой общенародной беды, случившейся со страной исторической катастрофы. Писатель видит пропасть, на краю которой оказалось государство, и содрогается от стихии безнаказанного зла. Перед нами предстает панорама Руси терзаемой, обманутой, страдающей, разворачиваются картины всеобщего обнищания, озлобления и нравственной усталости. Свою миссию современного русского писателя Крупин видит в том, чтобы бороться «за воскрешение России, за ее место в мире, за чистоту и святость православия...»В оформлении использован портрет В. Крупина работы А. Алмазова

Владимир Николаевич Крупин

Современная русская и зарубежная проза
Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском
Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

В книге представлены воспоминания о жизни и борьбе выдающегося русского государственного деятеля графа Михаила Николаевича Муравьева-Виленского (1796-1866). Участник войн с Наполеоном, губернатор целого ряда губерний, человек, занимавший в одно время три министерских поста, и, наконец, твердый и решительный администратор, в 1863 году быстро подавивший сепаратистский мятеж на западных окраинах России, не допустив тем самым распространения крамолы в других частях империи и нейтрализовав возможную интервенцию западных стран в Россию под предлогом «помощи» мятежникам, - таков был Муравьев как человек государственный. Понятно, что ненависть русофобов всех времен и народов к графу Виленскому была и остается беспредельной. Его дела небезуспешно замазывались русофобами черной краской, к славному имени старательно приклеивался эпитет «Вешатель». Только теперь приходит определенное понимание той выдающейся роли, которую сыграл в истории России Михаил Муравьев. Кем же был он в реальной жизни, каков был его путь человека и государственного деятеля, его достижения и победы, его вклад в русское дело в западной части исторической России - обо всем этом пишут сподвижники и соратники Михаила Николаевича Муравьева.

Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары