Записки учителя фехтования. Яков Безухий

— Государь, именно зимой одиночество становится особенно ужасным.

— Но это невозможно, вы сошли с ума.

— Это невозможно, если так будет угодно вашему величеству, ибо никто не смеет оказывать неповиновение вашему величеству.

— Нет, противодействие будет исходить не от меня; противодействие будет исходить от вас, от вашего рассудка; оно будет исходить от самих трудностей, которые возникнут при осуществлении вашего замысла.

— Тогда, государь, я отправлюсь в путь уже завтра.

— Но если вы не выдержите тягот пути?

— Если я их не выдержу, государь, он никогда не узнает, что я умерла, пытаясь с ним соединиться, и подумает, что я никогда его не любила, — вот и все; если я не выдержу, он никого не потеряет, поскольку я ему не мать, не дочь и не сестра; если я не выдержу, он потеряет любовницу, вот и все, то есть женщину, которой общество не дает никаких прав и которая должна благодарить свет, если он к ней всего лишь безразличен. Но если я к нему приеду, то, напротив, государь, стану для него всем: матерью, сестрой, семьей. Я буду уже не просто женщина, я буду ангелом, сошедшим с Небес; мы разделим страдания на двоих, и каждый из нас будет ссыльным только наполовину. Вот видите, государь, как важно, чтобы мы оказались вместе, и как можно скорее.

— Да, в том, что вы говорите, есть смысл, — окидывая ее взглядом, произнес император, — и я не буду препятствовать вашему отъезду. Однако мне бы хотелось, насколько это будет в моих силах, не оставлять вас в пути без присмотра; вы мне это позволите?

— О государь! — воскликнула Луиза. — Да я вас за это буду благодарить, стоя на коленях!

Император позвонил, и явился адъютант.

— Ты передал приказ фельдфебелю Ивану явиться сюда? — спросил император.

— Он уже час ждет распоряжений вашего величества, — ответил адъютант.

— Пусть войдет.

Адъютант поклонился и вышел; через несколько минут дверь вновь отворилась, и наш старый знакомый, фельдфебель Иван, сделал шаг, войдя в кабинет, а потом, вытянувшись, замер, опустив левую руку по шву, а правую поднеся к киверу.

— Подойди! — строгим голосом произнес император.

Фельдфебель сделал четыре шага и принял прежнюю стойку.

— Еще ближе!

Фельдфебель молча сделал еще четыре шага и оказался отделен от императора лишь рабочим столом.

— Ты фельдфебель Иван?

— Да, государь!

— Ты отвечал за сопровождение шестой партии?

— Да, государь.

— Ты получил распоряжение не допускать общения ссыльных с кем бы то ни было?

Фельдфебель попытался ответить, но ему удалось лишь прошептать слова, которые он только что произносил твердым голосом; император сделал вид, что не замечает его замешательства, и продолжал:

— Среди ссыльных твоей партии был граф Алексей Ваненков?

Фельдфебель побелел и кивнул.

— Что ж! Несмотря на данный тебе запрет, ты позволил ему увидеться с матерью и сестрами: первый раз между Мологой и Ярославлем, второй раз между Ярославлем и Костромой.

Луиза бросилась было на помощь несчастному фельдфебелю, но император движением руки сделал ей знак оставаться на месте; что касается бедняги Ивана, то он вынужден был опереться руками о стол. Император умолк на мгновение, а затем продолжал:

— Не подчиняясь полученному приказу, ты, тем не менее, отдавал себе отчет в том, чему ты себя подвергаешь?

Фельдфебель был уже не в состоянии отвечать. Луизе стало так его жалко, что, даже рискуя вызвать недовольство императора, она, сжав руки, взмолилась:

— Ради Бога, пощадите его, государь.

— Да, да, государь, — пробормотал несчастный, — пощадите, пощадите!

— Что ж, я дарую тебе пощаду.

Фельдфебель с облегчением вздохнул; Луиза радостно вскрикнула.

— Я дарую ее тебе по просьбе дамы, — продолжал император, указывая на Луизу, — но при одном условии.

— Каком, государь? — воскликнул Иван. — О! Говорите! Говорите!

— Куда ты препроводил графа Алексея Ваненкова?

— В Козлово.

— Ты еще раз отправишься гуда и проводишь к нему эту даму.

— О государь! — воскликнула Луиза, которая начала понимать, откуда проистекает напускная строгость императора.

— Ты будешь повиноваться ей во всем, за исключением тех случаев, когда речь пойдет о ее безопасности.

— Да, государь.

— Вот приказ, — продолжал император, подписывая бумагу, подготовленную заранее и уже скрепленную печатью. — Согласно ему ты получаешь в свое распоряжение людей, лошадей и экипажи. Теперь ты отвечаешь мне за нее головой.

— Так точно, государь!

— А когда вернешься, — заявил император, — и привезешь мне письмо от этой дамы, где будет сказано, что она прибыла на место без происшествий и довольна тобой, то станешь подпрапорщиком.

Иван упал на колени и, забыв о солдатской дисциплине, заговорил на своем простонародном языке:

— Благодарствую, батюшка!

И император, как ему это было привычно делать со всеми, даже с последним мужиком, подал Ивану руку для поцелуя.

Луиза попыталась было встать на колени и поцеловать вторую руку у императора, но тот ее остановил.

— Довольно, — произнес он, — вы благочестивая и достойная женщина. Я сделал для вас все, что мог. А в остальном да хранит вас Господь!