— Ну, и что же? — спросил я, перечитав письмо еще раз.
— Как что? — переспросила она. — Разве вы не видите?
— Да, я вижу план побега.
— О! Он осуществится.
— И что же вы сделали?
— И вы еще спрашиваете?!
— Как! — вскричал я. — Вы отдали незнакомцу…
— … все, что у меня было. Разве Алексей не написал мне, чтобы я доверилась этому незнакомцу, как ему самому?
— А вы совершенно уверены, — пристально глядя на нее и медленно роняя каждое слово, спросил я, — что это письмо от Алексея?
Она в свою очередь посмотрела на меня.
— А от кого же, как не от него? Каким негодяем надо быть, чтобы так подло насмеяться над моим горем?
— Ну, а что если этот человек… я не смею это утверждать, но у меня такое предчувствие… я боюсь…
— Говорите, — промолвила Луиза, бледнея.
— А что если этот человек — мошенник, подделавший почерк графа?
Луиза вскрикнула и вырвала у меня из рук письмо.
— О нет, нет! — воскликнула она, как бы стараясь успокоить самое себя. — Нет! Я прекрасно знаю почерк Алексея и не могу ошибиться!
И тем не менее, перечитав письмо, она побледнела.
— Нет ли у вас при себе другого письма от него? — спросил я.
1
Так называется тюрьма для политических заключенных.— Смотрите, — ответила она, — вот его записка, написанная карандашом.
Почерк письма, насколько можно было судить, был тот же самый, и все же в нем чувствовалось какое-то дрожание, выдававшее неуверенность.
— Неужели вы думаете, — спросил я, — что граф обратился бы за помощью к вам?
— А почему бы нет? Разве я не люблю его больше всех на свете?
— Да, конечно, за любовью, за нежностью он обратился бы к вам, но за деньгами он обратился бы к своей матери.
— Но разве все, что я имею, не принадлежит ему? Разве все, чем я владею, досталось мне не от него? — спросила Луиза слабеющим голосом.
— Да, все это принадлежит ему; да, все это досталось вам от него; но, повторяю, либо я не знаю графа Ваненкова, либо это письмо писал не он.
— О Боже мой! О Боже мой! — вскричала Луиза. — Ведь эти тридцать тысяч рублей были единственным моим достоянием, единственной моей надеждой!
— Скажите, а как он обычно подписывал свои письма к вам? — спросил я.
— Всегда просто-напросто «Алексей».
— А это письмо, смотрите, подписано «Граф Ваненков».
— Да, — подтвердила Луиза, совершенно подавленная.
— Вы не знаете, что сталось с этим человеком?
— Нет. Он мне сказал, что приехал вчера вечером в Санкт-Петербург и немедленно уезжает обратно в Пермь.
— Вам надо заявить в полицию. Ах, если бы полицеймейстером по-прежнему был господин Горголи!
— Заявить в полицию?
— Несомненно!
— Ну а если мы ошибаемся, — спросила Луиза, — если человек этот не мошенник, если этому человеку на самом деле суждено стать спасителем Алексея? Ведь тогда из-за своих волнений, из-за страха потерять несколько жалких тысяч рублей я помешаю его бегству, я во второй раз буду виновницей его вечной ссылки? О нет, лучше рискнуть! А что до меня, то я сделаю все, что будет в моих силах; не беспокойтесь обо мне. Единственное, что я хотела бы знать, действительно ли Алексей в Перми?
— Послушайте, — сказал я, — мне довелось слышать, что конвой, сопровождавший сосланных в Сибирь, несколько дней назад вернулся обратно. Я знаком с одним жандармским поручиком; я схожу к нему и расспрошу его. А вы подождите меня здесь.
— Нет, нет, я пойду с вами.