Мы прибыли в назначенный час; я остался в экипаже; она сошла, показала приглашение, ее пропустили, и, более того, с нею пошел сопровождающий дежурный офицер, получивший соответствующий приказ. Он проводил ее в кабинет императора и оставил там одну, попросив подождать.
Прошло десять минут, во время которых, как Луиза мне потом рассказывала, ей два или три раза чуть было не становилось плохо; наконец, в соседней комнате заскрипел паркет, дверь отворилась и появился император.
При виде его Луиза оказалась не в состоянии ни двинуться навстречу, ни отступить назад, ни заговорить, ни хранить молчание; она смогла лишь опуститься на колени, заламывая руки. Император подошел к ней и произнес:
— Я во второй раз встречаюсь с вами, мадемуазель, и каждый раз вы стоите на коленях. Встаньте же, прошу вас.
— О! Это потому, государь, что всякий раз я прошу у вас милости, — ответила Луиза. — В первый раз речь шла о его жизни, а теперь о моей.
— Ну что ж! — улыбаясь, проговорил император. — Тогда успех вашей первой просьбы должен придать вам смелости теперь. Как мне сказали, вы хотели бы с ним соединиться и пришли просить у меня разрешение на это.
— Да, государь, именно этой милости я у вас прошу.
— Но вы ведь ему ни сестра, ни жена?
— Я его… подруга… государь, а он должен нуждаться в подруге.
— А вам известно, что он сослан пожизненно?
— Да, государь.
— За Тобольск.
— Да, государь.
— Иными словами, в края, где солнце и зелень бывают лишь четыре месяца в году, а остальное время там снег и лед.
— Знаю, государь.
— А вам известно, что у него более нет ни чинов, ни состояния, ни титула, который он мог бы разделить с вами, и что он беднее того нищего, которому вы сегодня утром подали милостыню по пути во дворец?
— Знаю, государь.
— Но у вас, несомненно, есть собственные средства, какое-то состояние, надежда на получение наследства?
— Увы, государь, ничего больше у меня нет. Еще вчера у меня были тридцать тысяч рублей, которые я выручила, продав все, что мне принадлежало; кому-то стало известно, что в моем распоряжении имеется эта скромная сумма, и, не испытывая уважения к делу, на которое я ее предназначала, этот человек ограбил меня.
— При помощи подложного письма якобы от него; мне это известно. Это больше, чем грабеж, это святотатство. Если тот, кто это совершил, попадет в руки правосудия, он будет наказан, это я вам обещаю. Это все равно, что украсть в церкви кружку с пожертвованиями для бедных. Но у вас все равно остается способ легко восполнить потерю.
— Какой же, государь?
— Обратиться к его семье. Семья его богата, она вам поможет.
— Прошу прощения у вашего величества, но я не нуждаюсь ни в чьей помощи, кроме как от Господа.
— Итак, вы все-та к и собираетесь ехать?
— Если получу на то разрешение вашего величества.
— Но каким образом? На какие средства?
— Продав то, что у меня осталось, я сумею выручить несколько сот рублей.
— А разве у вас нет друзей, которые смогли бы вам помочь?
— Конечно, есть, государь, но я горда и не могу заимствовать такие суммы, которые потом не смогу отдать.
— Но на двести или триста рублей вы не проедете в экипаже и четверти пути: дитя мое, вам известно расстояние отсюда до Тобольска?
— Да, государь: три тысячи четыреста верст, примерно восемьсот французских льё.
— А как же вы проедете те пятьсот или шестьсот льё, которые вам останется проделать?
— Государь, по пути есть города. Что ж! В конце концов, я не забыла своего прежнего ремесла; буду останавливаться в каждом городе, заходить в самые богатые дома и рассказывать о цели своего путешествия; и тогда надо мной сжалятся, мне дадут работу, а когда я заработаю достаточно денег, чтобы продолжить дорогу, то пущусь в путь.
— Бедная женщина! — с состраданием произнес император. — А задумывались ли вы о трудностях подобного пути, испытываемых даже богатыми? Каким маршрутом вы собираетесь ехать?
— Через Москву, государь.
— А потом?..
— Потом… не знаю. Выясню!.. Знаю только, что Тобольск находится далеко на востоке.
— Так вот, — проговорил император, раскладывая на рабочем столе карту своей огромной империи, — подойдите и взгляните!
Луиза приблизилась к столу.
— Вот Москва, до нее все пойдет хорошо; вот Пермь, до Перми все тоже пойдет хорошо; но после Перми начинаются Уральские горы — иными словами, кончается Европа. Вам встретится там еще один город — одинокий страж на границе Азии, Екатеринбург; но когда вы его проедете, больше ни на что нельзя будет положиться, а вам оттуда еще предстоит проехать триста льё. Вот деревни, а вот расстояние между ними; вот реки, а вот их ширина; постоялых дворов по пути нет, нет и мостов через эти реки; правда, кое-где глубина их невелика, и повсюду можно найти брод, но брод надо знать, иначе река поглотит и путников, и лошадей, и поклажу.
— Государь, — проговорила Луиза со спокойной решимостью, — когда я попаду на берега этих рек, они уже встанут, а мне говорили, что зима в тех краях наступает еще раньше, чем в Санкт-Петербурге.
— Вот как! — воскликнул император. — Значит, вы хотите ехать теперь? Значит, вы хотите приехать к нему именно зимой?