Записки учителя фехтования. Яков Безухий

Вернувшись в избу, я увидел, что пение петухов разбудило не только меня. Луиза сидела, завернувшись в меха и улыбаясь так, как если бы она выспалась в лучшей из постелей и даже не помышляла об опасностях, по всей вероятности ожидающих нас в ущельях Уральских гор; что касается ломовых извозчиков, то они также стали подавать признаки жизни; один только Иван спал сном праведника. Хотя в обычных обстоятельствах я в высшей степени почтительно отношусь к чужому сну, теперь положение было слишком серьезным, чтобы уважать сон Ивана. Ломовики один за другим вышли на крыльцо и стали совещаться между собой; кто-то из них был за отъезд, кто-то против; я разбудил Ивана, чтобы он принял участие в этом совете и просветился благодаря опыту этих молодцев, ремесло которых состояло в том, чтобы без конца переезжать из Европы в Азию и обратно и проделывать зимой и летом ту дорогу, какую предстояло проехать нам. Я не ошибся: ломовики разделились во мнениях. Одни, из числа наиболее зрелых и опытных, хотели переждать день или два, а другие, более молодые и смелые, хотели отправиться в путь немедленно; Луиза, понявшая несколько слов из их говора, была на стороне молодых.

Иван, толи поддавшись просьбам, которые милые губки обращали к нему, то ли действительно увидев в состоянии погоды некие гарантии, принял сторону тех, кто выступал за отъезд; вполне вероятно, что именно благодаря влиянию, которое его военная форма неизбежно оказывала на обитателей страны, где мундир — это все, он склонил к своему мнению кое-кого из тех, кто стоял против отъезда, а поскольку мнение большинства — закон, то все стали готовиться к отправке. Истина же состояла в опасениях Ивана, что, каково бы ни было решение ломовиков, мы настоим на своем, а он предпочитал ехать вместе со всеми, а не в одиночестве.

Поскольку все наши счета вел Иван, я поручил ему до-

бавить к сумме, которую нам должен был выставить наш хозяин, стоимость пойманной мною курицы и представить ее этому бедняге как затравку к нашей вечерней трапезе, попросив его добавить к ней какую-нибудь другую провизию, а в особенности, если это возможно, хлеб побелее того, каким нам чуть было не пришлось довольствоваться накануне. Станционный смотритель воспринял это спокойно и вскоре принес еще одну курицу, сырой окорок, более съедобный хлеб и несколько бутылок какой-то красноватой водки, которую, я думаю, настаивают на березовой коре.

Тем временем возчики стали запрягать, а я пошел на конюшню, чтобы выбрать для нас лошадей. Однако, по здешнему обыкновению, их угнали в лес. Смотритель разбудил мальчика лет двенадцати — пятнадцати, спавшего в углу, и послал его за лошадьми. Несчастный ребенок безропотно поднялся, со слепой покорностью, свойственной русскому крестьянину, взял длинный шест, вскочил на лошадь одного из возчиков и ускакал куда-то галопом. А пока что возчикам предстояло выбрать старшего вожатого, который должен был взять на себя командование караваном; выбрав этого вожатого, все должны были полагаться на его опыт и решительность и повиноваться ему так же, как солдат повинуется своему генералу; выбор пал на возчика по имени Григорий.

Это был старик лет семидесяти — семидесяти пяти, которому на вид можно было дать самое большее сорок пять, атлетического телосложения, с черными глазами над нависающими густыми седыми бровями и с длинной седеющей бородой. Одет он был в шерстяную фуфайку, перехваченную у пояса кожаным ремнем, холщовые полосатые штаны, меховую шапку и овчинный тулуп. У пояса он носил с одной стороны две или три подковы, бряцавшие одна о другую, оловянную ложку, оловянную вилку и длинный нож — нечто среднее между кинжалом и охотничьим тесаком, а с другой — топор с короткой рукояткой и сумку, в которой вперемешку лежали отвертка, бурав, трубка, табак, трут, огниво, два кремня, гвоздь, клещи и деньги.

Наряд других возчиков был примерно таким же.