Записки внучки Карла Радека

Заходит в контору, а там хозяйка и конторщики от смеха умирают. Они, оказывается, все в окно видели. Хозяйка взяла и полный подол конфет Насте насыпала.

Стала работать, а через некоторое время на конфеты уже и смотреть не могла. Когда бабушка мне рассказывала, я с досадой говорила: «Ну, что же ты мне не оставила!» В войну сладкого-то не было. И не могла понять, когда бабушка сказала, что она еще не знала, что я буду. Как это могло быть?

А между тем, Настя работала на фабрике Эйнема. С мужем она помирилась, сняли жилье.

Началась война. Первая мировая. Якова мобилизовали. Начались сложности с работой, за жилье платить было нечем. От кого-то узнала, что Савва Мамонтов помогал солдаткам. Принимал в конторе своей фабрики. Пришла, отстояла очередь, Мамонтов принимал всех лично. Пригласил сесть. Спросил, что просит. Рассказала свою ситуацию, попросила небольшую сумму денег на обустройство. Снять жилье, устроится на работу. Он спросил: «Может быть, пенсию?» – «Да нет, мне лишь бы на обустройство хватило». Он выписал чек, послал в кассу. Уже в кассе узнала, что пенсии были довольно приличные, на житье хватило бы. А тут стали набирать кондукторов на трамвай. И так ей захотелось на эту работу. А конкурс был большой, экзамен сдавать нужно было.

Принимала комиссия. Что делать? Шансов мало. Решила опять пойти к Мамонтову за протекцией. Пришла. Он ее узнал. «Ну, что красавица, все-таки пенсию?» «Да нет, хочу устроиться работать кондуктором». Он улыбнулся, написал записку в приемную комиссию. Запечатал конверт. «Станут спрашивать, знаете ли Москву, отвечай смелее: Знаю!» На комиссии спрашивают: «Знаете ли Москву?» отвечаю, как Мамонтов учил: «Знаю!» «Где такая-то улица?», «Не знаю» «Где такой-то переулок?», «Не знаю», «А говорили, Москву знаете». Конверт открывают, а там рекомендация от Мамонтова. Так и приняли.

В Москве у Насти были родственники. Братья матери. Они были богомазы. Работали в художественной мастерской в Марьиной Роще. Держала мастерскую Мария Андреевна, тоже дальняя родственница. Не помню, к сожалению, ее фамилию. От Марии Андреевны Насте досталось большое купеческое зеркало и золотые украшения – колье и браслет.

Тридцать два года отработала она на трамвае, пока в аварию не попала. И очень любила свою работу. Рассказывала интересные истории, случившиеся на работе. Рассказывала в ярких деталях, артистично. В 1915 г. родился сын Виктор, мой отец, потом две дочери – Лида и Нина. Анастасия продолжала работать кондуктором.

Недавно моя тетка, Нина-большая (ей исполнилось 90 лет), отдала мне колечко, переделанное из бабушкиной серьги. А у серег этих тоже история была. Во времена нэпа, «заканчиваю я рейс, – рассказывает бабушка, – в парк уже едем, в вагоне никого. Вдруг на остановке входит в вагон человек в одном нижнем белье. Говорит: “Кондуктор, миленькая, простите ради Бога, проигрался до нижнего белья, домой нужно попасть. Денег даже на билет нет”». – «Садитесь здесь, около меня, доедете». Вдруг контролер. Я оторвала какой-то билетик и сунула ему в руку. И думать о нем забыла. Через несколько дней человек этот отыскал меня и подарил золотые сережки с бирюзой».

Одну сережку она потеряла, а из оставшейся Нина-большая через много лет колечко сделала.

Отец мой был начинающим журналистом. Участвовал в конном пробеге Москва – Ашхабад – Москва, занимался парашютным спортом и писал об этом. Сотрудничал в Окнах ТАСС. Его расстреляли 8 декабря 1938 года, на следующий день мне исполнился один год. Меня до сих пор мучает вопрос, сказали ли моему отцу о том, что у него есть дочь.

Пришло письмо из Астрахани. Соня писала, что Нинка очень похожа на Виктора. В свои полтора года прекрасно говорит, совсем не картавит, бегает, часто болеет. «Если вы не заберете, она здесь погибнет!» Анастасия Васильевна посмотрела на дочерей: «Ну, девчонки, что делать?» – «Поезжай – привози!» Зашла к приятельнице Кате Пановой. Даже не посоветоваться – поделиться. Та замахала руками: «Что ты, конечно поезжай! Виктора ведь дитя!» – «Выращу ли? Мне ведь пятьдесят. Силы уже не те». – «Ничего, Бог даст и силы будут! Дело доброе». Подумала, что нужно у кого-то спросить разрешения. Может у следователя, который вел дело сына? Вроде не злой человек.

За Виктором пришли рано утром. Трое делали обыск, один за столом задавал вопросы. Собственно, обыском это назвать было нельзя – просто выкидывали на пол содержимое шкафа, книжных полок, вывернули постель. Когда уводили, Виктор сказал: «Не волнуйтесь, я скоро вернусь. Все будет хорошо».

Когда первый раз вызвали на Лубянку, она попрощалась с дочерьми, наказала им, как без нее жить, сказала, где деньги лежат (накануне была получка).

– Деньги экономьте, помогайте друг другу. Ты, Нина, устройся на работу. Может, и Лида в какую-нибудь артель устроится. Не бойтесь советоваться. Ничего, не пропадете, свет не без добрых людей.

Собрала узелок – смену белья, кусок мыла, полбуханки хлеба, несколько кусков сахара. Девчонки в рев.

– Не надо, не плачьте, не смешите соседей!

Пришла к следователю. Тот посмотрел на нее. Помолчал.