Записки внучки Карла Радека

– Что, Васильевна, совсем собралась?

– Что ж теперь делать. Ведь не секрет, что вы за одного осужденного всю семью берете. Может, хоть девчонок оставите. Лида-то больная, у нее после менингита левая сторона парализована, а Нина только школу закончила.

Улыбнулся снисходительно.

– Ну, что Вы. Мы же за вами наблюдали. У Вас только и дорога – на работу, да с работы домой, да в магазин. Мы таких не берем. Мы бы и сына вашего не взяли. Он сам к нам пришел. И зачем парню из рабочей семьи было связываться с «этими». Идите спокойно домой, никто Вас не тронет.

– Да ведь соседи в стену, в двери стучат, кричат: «Враги народа, вышлем!» Девочки боятся из комнаты выходить.

Уже раздраженно.

– Я же сказал, не тронем!

Добрый оказался человек, а что сына в 22 года к расстрелу приговорили – так это законы такие. К тому же она никогда не верила, что Виктора расстреляли. Ждала, что однажды он вернется. Всю жизнь ждала.

Вот к этому «доброму» человеку и пошла. Откуда ей было знать, что ни разрешить, ни запретить он полномочий не имел.

Падала в ноги (очень они это любили). Сказал – поезжай.

Приехала в Астрахань днем. Соня была на работе. Она устроилась в какое-то конструкторское бюро чертежницей. Чертила она прекрасно, любила это. Относились к ней очень хорошо.

Однажды она спросила у начальника: «Почему Вы всех называете по имени-отчеству, а меня Сонечкой?» Несколько смутившись, он сказал: «Просто все думаю, что Вы молоденькая девочка». На следующий день все стали называть ее «Софья Карловна». Она очень боялась потерять работу и не пропускала ни дня, даже когда Нинка болела.

Хозяйка проводила в крохотную комнату – скорее отгороженный угол, – которую снимала у нее Соня.

Около детской кроватки с опущенной сеткой лежал большой пес – черный королевский пудель Чертик.

Когда Соню с матерью выслали из Москвы, как членов семьи врага народа (ЧЕСы), лейтенант, один из тех, кто делал обыск после ареста отца, принес билет и на Чертика. Сказал, чтобы взяли личные вещи, деньги. Денег не было. Те, что, ожидая ареста, отец оставил для них у сестры Розы – Елены Лауэр, понимая, что они понадобятся (Розу к тому времени с работы уволили), Елена, боясь за свою семью – у нее было два сына – сдала в КГБ.

В Астрахани мама встретилась с Ростиславом Максимовым, братом жены Иеронима Уборевича Нины. В Москве Ростислав служил в военной части в Нахабино. В училище он поступил по рекомендации Уборевича. 12 июня 1937 г. Военный трибунал вынес приговор, и «врагов народа» приговорили к расстрелу. Через 24 часа приговор был приведен в исполнение. Группу Тухачевского, включая Уборевича, а также покончившего с собой Яна Гамарника обвинили в связях с иностранными государствами, ведущими недружественную политику в отношении СССР, в ведении вредительской работы по ослаблению мощи Красной армии и попытке подготовить поражение Красной армии на случай нападения на СССР, и в стремлении восстановить в СССР власть помещиков и капиталистов. Все это казалось неправдоподобным бредом.

Вскоре состоялось комсомольское собрание батальона, где комсорг сделал сообщение о том, что Максимов является родственником расстрелянного «врага народа» И. Уборевича, а чтобы скрыть свою враждебность в отношении СССР, вывел свой водолазный взвод в передовые. Являясь ярым монархистом, читал книги о царях. Ростислава единогласно исключили из комсомола.

Через несколько дней его встретил начальник штаба батальона, капитан Макаров, и сказал, что пришел приказ командующего войсками Московского военного округа маршала Буденного о его увольнении из армии. В тот же день Слава уехал в Москву, где пробыл менее суток. О том, что Нину Уборевич с Мирочкой выслали в Астрахань, ему сообщила Лиля Юрьевна Брик. Она уже получила записочку от Нины с адресом.

В Астрахани Слава стал искать работу, так как деньги, что он привез с собой, быстро кончились. На работу либо не брали, либо быстро увольняли. Наконец устроился водолазом. Работа была тяжелая и даже опасная, но платили хорошо и кормили очень сытно, что называется «от пуза». В бригаде у них была повариха.

Вскоре Слава и Соня стали жить вместе.

Когда я родилась, он записал меня на свое имя, и стала я Нина Ростиславовна Максимова. Это было первое мое большое везение в жизни. С фамилией Радек моя жизнь сложилась бы намного тяжелее.

В Астрахань из вещей почему-то взяли пишущую машинку и набор пластинок для изучения английского языка, кое-какую одежду. Да вот Чертика.

Первое время, пока Розу еще не посадили в астраханскую женскую тюрьму, он каждый вечер сидел у окна – ждал, когда та придет с работы, и в момент, когда она должна была появиться из-за угла, выпрыгивал из окна и несся ей навстречу. С тех пор, как Розу посадили, он ни разу не подошел к окну, а однажды пропал. На третий день его исчезновения Соня получила записку из тюрьмы, куда она ходила каждый день. Роза писала, что Чертик нашел окна ее камеры и воет под ними.