Записки военного музыканта. Полная версия

В нашем общежитии жило немало бывших воспитанников школы. Одни, давно закончившие профтехшколу или ФЗУ, другие по тем иным причинам переходили в другие учебные заведения. Двое из них, Женя Куличков и Сергей Буканов, были музыканты-духовики, Женя был отличный трубач, а Сергей – прекрасным баритонистом, к тому же продолжавшим свое музыкальное образование по классу тромбона. Однажды по счастливой случайности я был свободен и от картишек, и от "расшибаловки", внимательно и с увлечением наблюдал и слушал, как старательно и с большим трудолюбием Сергей занимался на тромбоне, но вот Серёга положил тромбон на кровать, чтобы немного передохнуть и перекурить, а я неожиданно для себя спросил: "Серёжа, а можно попробовать подуть?" Ответ последовал цитатой из недавно выпущенной книги Ильфа и Петрова ("12 стульев", "А может быть, тебе ещё и ключ от квартиры, где деньги лежат?") – и тут же добавил: "Сходи-ка ты, дружок, в клуб завода Аремз-насос, там руководителем духового оркестра мой дружок Иван Дмитриевич Умнягин, попроси у него какой-нибудь инструментик. Времени свободного у тебя много, и дуй себе на здоровье. А я тебе даже помогу немного, тебе ведь скоро в армию, может, и пригодится". Не знаю, что меня толкнуло послушать Сергея, может быть, появилось действительное желание попробовать, но только вечером этого же дня я был в кружке. Большинство кружковцев уже занимались и ждали прихода руководителя. Несколько кружковцев оказались мне знакомые по футбольной команде, некоторые по шахматным турнирам. Начались разговоры, вопросы, ответы, как научиться играть, на чём лучше и т.д. На чём лучше, надо было приходить год назад, когда организовывался оркестр, тогда и выбирать можно было, а сейчас выбора нет, всё выбрано. Вон в шкафу висит бэйный бас, вот и весь выбор, хочешь – бери, а не хочешь – беги. Это сказал староста кружка эсный басист Сергей Клиев. Вскоре пришёл руководитель кружка Иван Дмитриевич Умнягин. Я передал ему привет от Сергея, а он мне подтвердил всё сказанное старостой. Затем внимательно посмотрел на меня, на мои губы и сказал: "А что, губы у тебя полные, для баса весьма подходящие, а ну-ка возьми бас, попробуй!" Вначале я даже слушать не хотел, но затем взял инструмент, вставил мундштук и, следуя указаниям руководителя не просто дуть, а издавать звук толчком языка, как бы сплёвывая с языка семечную шелуху. Попробовал и наотрез отказался. Меня стали уговаривать, убеждать. Кто-то говорил, попробуй поиграть, не понравится – бросишь, кто-то сказал что, потом возможно освободится какой-либо инструмент, и перейдёшь, если захочешь. А басист Сергей Клюев сделал свое резюме: "Чем на альтушке истадракать, то лучше на басу. На басу хоть соло попадает". Кто-то повторил слова Сергея Буканова, скоро в армию, может и пригодится. Я подумал, а может, и в самом деле попробовать, ведь бросить никогда не поздно. Чем болтаться из угла в угол и ничем не заниматься. Картишки и "расшибаловка" так засосут в мутное "болото", что выбраться на поверхность будет невозможно. Ну, а примеров наглядных было уже не мало. Словом, уговорили, и я согласился попробовать. Жизнь показала, что я поступил правильно, ибо в этом я нашёл то, что мне лучше давалось, чем слесарное дело. Для начала Иван Дмитриевич заставил меня дуть открытые ноты, то есть такие, которые берутся без нажатия на клапана. Основная из них у баса – "си бемоль". Когда моя "си бемоль" чуточку стала походить на звук, который назывался "си бемоль", и по стройности немного совпадал со звуком, который Иван Дмитриевич издавал на кларнете, он сказал: "Хорошо, теперь давай таким же образом попробуем ноту "фа", она будет значительно выше, вот так". И он взял на кларнете ноту, созвучную той, которая у меня должна была звучать "фа". Таким образом, повозившись со мной и убедившись, что для первого раза мои "си бемоль" и "фа" звучат довольно сносно, он сказал: "Молодец, на сегодня достаточно. В следующий раз я принесу пальцовку всех нот. Если есть где дома позаниматься, инструмент можешь взять с собой. Будешь дуть только две этих ноты. Не забудь за инструмент расписаться у старосты". Я, конечно, понимал, что похвала дана мне авансом, так сказать, для подбодрения, однако чувствовал, и немного позднее убедился, что дело действительно пошло не так уж плохо. Наутро следующего дня, когда все, кому надо было уйти на работу или учёбу, ушли, ушли и ловеласы, убедившись, что на этот раз я им не партнёр. Ушли, подсмеиваясь и ехидничая, и приговаривая: "Дуй не дуй – всё равно получишь…….". В доме кроме меня остался один дежурный, я начал дуть свои "си бемоль" и "фа", причём старался, чтобы нота получалась протяжнее, а не обрывалась сразу, дежурный посмотрел на меня и спросил: "Ты это надолго собрался?" – "А что, мешаю?" – "Да нет, а может, подменишь меня часика на полтора?" Я охотно подменил дежурного и стал дуть ещё усерднее и смелее. После обеда пришёл Сергей Буканов и, посмотрев на меня, спросил: "Попробовал, и как, нравится?". Я промолчал. Затем он открыл футляр, достал тромбон и предложил подуть вместе. Убедившись, что и "си бемоль и "фа" звучат относительно стройно, он начал мне объяснять, как берутся и как звучат остальные ноты основной гаммы "си бемоль мажор", так эта гамма уже звучала прилично, правда пока ещё только в одной октаве. Так что на следующем занятии Ивану Дмитриевичу преподнес я маленький сюрприз, и ему пришлось объяснять мне не пальцовку, а кое-что другое. Что такое стаккато, легато, как обозначаются по длительности ноты и паузы, что такое такты и т.д. Словом, дело пошло, не помню, сколько длилось мое музыкальное "образование" в пределах, необходимых в кружке. Помню только, что при внимательном отношении ко мне Ивана Дмитриевича, при хорошей и добросовестной помощи Серёжи Буканова и, конечно, большом количестве свободного времени я не только быстро сел в оркестр, но стал нагонять ребят, которые начали заниматься раньше меня. Поначалу я часто ошибался, терял такты и с трудом при помощи руководителя вновь вливался в ансамбль. Но, как говорится, втянулся, освоился и вскоре стал завзятым кружковцем, ничем не отличавшимся от других. Стал ходить с ребятами на халтурки, появилась хоть и мизерная, но добавочная сумма к пособию по безработице, и жизнь стала казаться розовой.