Записные книжки

Главная беда, что мы скоры и круты в приступе к делу, а медленны, слишком опасливы в исполнении. Это тем объясняется, что хочет и решает всемогущая воля, а приведение в действие зависит от внешних орудий, по-видимому, всепокорных, но не менее того повинующихся иногда неохотно и с тайной оговоркой. Нет сомнения, что граф Нессельроде – честный человек и государственный человек, с отличными способностями; но не подлежит также сомнению и то, что возбуждение восточного вопроса и вся обстановка этого дела, способ, которым вели его, совершенно противоречат его понятиям, правилам и убеждениям. Как же ожидать успеха от руководства его, как же ожидать хороших вдохновений в деле, которое не может иметь хорошего окончания? Второстепенные орудия, подчиненные ему, также находятся в фальшивом положении. И потому нет единства в воле головы и в исполнении рук. Это явление натуральное…

Французская литература всё нахальнее и безобразнее. Французы давно утратили чувство политического достоинства: оно истерлось и сокрушилось в беспрерывном трении шестидесятилетних революций. Чувство литературного достоинства и приличия еще более исказилось и опозорилось. Что остается французам, чтобы иметь еще голос в Европейском капитуле? Сила преданий и вера других в эту силу. Разумеется, французы еще подерутся за себя, но против большинства храбрость их устоять не может, а в 1814 году мы видели, как они сговорчивы, когда их раз побьют.

Канкрин говаривал, что дипломаты должны быть по необходимости более или менее пустыми людьми, по привычке и по обязанности придавать часто важность пустякам. Никогда дипломатия, как в нынешних событиях, не показывала во всей силе своей ничтожности. Да и как было ей успеть? Она хотела невозможного. Англия и Франция (а частью и Австрия) готовы допустить лады между Россией и Турцией, но с тем, чтобы эти лады не приносили никакой пользы России, а только им. Вот и весь восточный вопрос.

Напрасно некоторые угрюмые и желчные умы утверждают, что успех в свете есть достояние глупцов и злых. Нет, глупцы и злые не всегда торжествуют. Баловень успехов в свете есть человек-дрянь. Это особенный тип: он не умен и не глуп, не добр и не зол; всё не то, а он просто и выше всего дрянь. Между прочими качествами, которые утверждают за ним успех и удачу, есть то, что каждому с ним ловко. Природа его сгибается на все стороны, он подается на все руки. Глупец может, наконец, надоесть или втянуть в беду товарища своего. Злой человек всегда отвратителен и может при удобном случае обмануть вас и против вас обратиться. Человек-дрянь не пугает ни злостью, ни глупостью. Чтобы ясно и вполне выразить мысль мою, нужно было бы собственное имя. Оно у меня на языке и под пером, но избегаю личности. Пускай каждый даст себе труд отыскать объяснение в списке своих приятелей.

19 ноября

Когда встречаю людей, которые, затвердив старые политические аксиомы, надеются в нынешних неблагоприятных обстоятельствах на вековечную вражду Англии и Франции, то вижу в них человека, который ожидал бы спасения своего от того, что с двух сторон две шайки разбойников напали на него. Такой конфликт очень хорош в басне Лафонтена, но в действительности это плохая подмога. Только и выгода ему в том, что ограбят и поколотят его посильнее. Единомыслие в добром деле – явление редкое. Но чтобы напасть на третьего, каждый готов действовать с противником руку в руку и душа в душу.

20 ноября

Графиня Эстергази показывала мне вчера серебряный карандаш, принадлежавший Екатерине II. Она употребляла его, когда была еще великой княгиней, и лежал он всегда на ее чернильнице. Подарила она его маленькому Эстергази, который имел большую склонность к рисованию. Вот любопытно было бы магнетическим способом (ныне в употреблении) заставить этот карандаш написать свою исповедь и разведать от него всё, что случилось ему написать.

Темпоризация[90] в исполнительной власти может быть очень полезна и спасительна, когда она вовремя успевает затормозить стремление безответственной воли. Но когда эта воля уже приступила к делу и высказала во всеуслышание, чего хочет, исполнительная темпоризация только нарушает достоинство верховной власти и компрометирует ее.

Исполнители-переводчики с умыслом ослабляют, изменяют положительный смысл подлинника. Наша дипломатия обыкновенно – неверный перевод высочайшего текста. Он кажется ей слишком резок и она – добросовестно, верю, но часто неловко – старается смягчить выражение. Газеты рассказывают, что Наполеон был очень внимателен к Киселеву в Фонтенбло. Еще бы нет! Довольно и того унижения, что Киселев был в Фонтенбло. Лежащего не бьют.

21 ноября

Вчера минуло два года парижской передряге и бивакам под окнами на Елисейских Полях.