Записные книжки

Вечером был у Стюрмеров. Лакур в проезд свой чрез Венецию говорил, что Каннинг заварил всю кашу, убедив Порту не соглашаться на венскую ноту. А теперь он и старается угомонить турок и сделать их сговорчивыми, но они его не слушают и возражают ему, что он же вовлек их в войну, что все усилия, все издержки ими сделаны и уступить то, что отвергали они прежде, теперь уже не время. И вот что называется независимостью и самобытностью Турции, о которых так хлопочут! Никогда Турция не действует от себя, а все ее действия направляются то в одну, то в другую сторону, тем и другим. Турция на то только и существует, чтобы периодически ссорить Европу между собой.

Вечером в «Аполло» опера «Parisina», которую в 1835 году слушал я в Риме с таким удовольствием… Нынешнее представление не отвечало римским воспоминаниям. Певица София Перуцци, которая недурна была в Сафо, совершенно убила роль Паризины. Она мне так не понравилась, что отбила желание разведать, не дочь ли она наших московских Перуцци.

22 ноября, обедня

Прогулка в Giardini publici – воспоминание осенних прогулок на петербургских островах; шорох поблекших листьев под ногами. Обед у Свистуновой, с Клейстом. Вечер у Кассини. Говорили о потомках некоторых дожей и знаменитых венецианских фамилий.

Девицы Фоскари до кончины получали от австрийского правительства по несколько цванцигеров в месяц на пропитание и брали по цванцигеру на водку от путешественников, показывая им дворец своих предков. Другой потомок какого-то дожа и теперь торгует зажигательными спичками на Piazza. Впрочем, многие богатые фамилии раздают ежегодно милостыни. Тревес, еврейский банкир, несколько лет тому назад выиграл в лотерее 200 тысяч цванцигеров и все их раздал неимущим своим единоверцам и христианам. Венецианцы вообще худые хозяева, и немногие и из богатейших не кончают разорением.

Миллионщик Маруцци, брат генеральши Сумароковой, имел богатые поместья, рыбные ловли, за которые случалось ему иногда приплачивать значительные суммы вследствие беспечного управления. Этот Маруцци был краснобаем флорианского кафе, где проводил все ночи, окруженный слушателями. И теперь встречаются в кофейных домах говоруны, но, по общим отзывам, далеко не стоящие Маруцци.

В России тоже переводятся эти типы. Последний из них был сенатор Павел Никитич Каверин. Встречаешь болтунов, но говорунов уж нет.

Ничего нет глупее этого разрыва в обществе между венецианцами и австрийцами. До последней революции его не было. Около 60 лет, с падения Республики, были они всегда под чужим владением. Несколько месяцев подурачились, побесновались – и очутились в первобытном положении. Не совсем приятно, согласен. Но как ни дуйся, а покориться необходимости должно.

Хорошо наше положение. Если мы будем биты турками, то французы и англичане будут смотреть на это со стороны и с особенным удовольствием, не трогаясь с места, пока турки останутся победителями. Начнем ли мы турок бить – англичане и французы скажут, что это никуда не годится и что если мы не уймемся, они пойдут выручать турок.

24 ноября

Екатеринин день. Хотя бы в этот день поколотили турок по-екатеринински и по-суворовски.

Вот уже и ноябрь уплывает, а мы всё еще не можем оторваться от обольстительной адриатической русалки. Впрочем, сегодня принимаюсь укладываться.

25 ноября

И другая моя догадка сбылась: отступление Омер-паши за Дунай начали приписывать наступательным требованиям французского и английского послов.

* * *

А.Я.БУЛГАКОВУ

Карлсруэ, 29 декабря 1853

После многих странствований по суше и морям, по озерам и горам, а в особенности по снегам, которым и вы могли бы завидовать, вот, наконец, мы дома, то есть в Carlsruhe, или в Paulsruhe, у сына в гостях.

С самого Милана провожала нас зима со снегом, морозами и метелью. Там познакомился я с живописным и поэтическим Комским озером. О переходе через Шплюген и говорить нечего. Впрочем, день был тихий, и мы благополучно совершили свое вознесение и сошествие в маленьких санках, гуськом, и могли еще любоваться этой дикой и величественной природой.

В Мюнхене промерзли мы около двух недель и согревались только у нашего приятеля Северина, который отапливает свои комнаты, как и подобает полномочному послу российского двора. Экс-король Баварский так обстроил свою столицу греческими зданиями, что добрые баварцы думают, что они в самом деле согреваются аттическим солнцем, и не оберегают себя от стужи, которая при нас доходила до 17 и 19 градусов мороза.

В Штутгарте провел я сутки у Горчакова, слушал там с особенным удовольствием давно не слыханную мной русскую обедню; много говорил о Москве, о тебе, о прекрасной Ольге с Любовью Голицыной и познакомился с нашим священником, который напутствовал Жуковского в последний путь и так хорошо описал предсмертные дни его. Вот тебе короткий, но верный отчет в моих деяниях и движениях с отъезда моего из Венеции и после моего письма тебе от 25 ноября.