Записные книжки

Последние стихи мои, вероятно, уже вам известны, но, несмотря на то, позвольте мне поднести их вам. Простите мне, что так заговорился. Прошу передать мое душевное почтение графу принять уверение в моей особенной и неизменной преданности.

* * *

6 февраля

Вчера был я у гоф-дамы Фрейштадт. Она была при маркграфине, матери императрицы Елисаветы Алексеевны, и помнит отъезд ее в Петербург. Елисавете Алексеевне было тогда 13 с небольшим лет, а сестре ее, которая была вместе с ней отправлена, менее 12.

Она читала мне несколько выписок из писем Елисаветы Алексеевны из Таганрога к матери, после кончины императора. Они чрезвычайно трогательны выражением скорби, покорности. Упоминая, как особенно в последнее время душа его прояснилась, возвысилась, еще более умягчилась любовью и благостью, она говорит между прочим, что душа его просилась в вечность. Буду просить копии с этих выписок.

Старушка Фрейштадт знавала и помнит Шишкова, с которым игрывала в бостон в Карлсруэ. Шишков, в записках своих о 1812 годе и о следующих годах, говорит о пребывании своем в Карлсруэ.

По одному из писем императрицы видно, что она не соглашалась возвратиться в Петербург и отклонила предложение императрицы Марии Федоровны занять прежние покои свои в Зимнем дворце. Из Карлсруэ выехала она в Штутгарт, но, подъезжая к городу, встретила посланного от короля, который просил ее не ехать далее. Она не могла постигнуть причины тому и только позднее узнала, что в этот самый день скончалась королева Екатерина Павловна, к которой ехала она для свидания.

Я в то время приезжал из Варшавы в Петербург, и при представлении моем императору говорил он мне с благодарностью о сердечном участии, принятом Карамзиным в скорби его. Для характеристики времени и общества можно заметить, что по случаю траура, наложенного при дворе, в городе не давали балов, но на вечерах танцевали без музыки.

* * *

13 февраля

Представлялся сегодня маркграфу Вильгельму. Добродушный и благоразумный старик. Он взят был в плен в Лейпцигском сражении и тогда в первый раз видел императора Александра. Он признался мне, что это знакомство в подобных обстоятельствах было для него довольно затруднительно и неприятно, но император ласковым приемом своим тотчас ободрил его и справедливо оценил критическое положение Баденского герцогства, которое не могло уже действовать независимо, имея Францию на плечах своих.

После был Вильгельм под командой Витгенштейна, против которого сражался в России. В 1816—1819 годах жил он в Петербурге. Благодарно предан памяти Александра и глубоко уважает императора Николая, которому, по словам его, не прощают, что в 1848-м и следующих годах был он оплотом против революционного потока и нанес в Венгрии смертельный удар революции.

Первая статья моя из «J. de Francfort» перепечатана в «J. de St.-Petersbourg» и в «Independance». Вчера отправил в «Independance» перевод в прозе петербургских стихов «Вот в воинственном азарте». Разумеется, перевода не напечатают, а все-таки лучше подразнить этих негодяев.

15 февраля

Получил милый, скромный ответ Нахимова на письмо и стихи мои. Получил ответ от Дмитрия Бибикова. Он, между прочим, говорит, что оба мои стихотворения по повелению государя напечатаны. В «Independance Beige» напечатан мой перевод песни «Вот в воинственном азарте…». Удивляюсь храбрости редакции. Песня подымает на смех лже-Наполеона, а во Франции смех сильнее и опаснее рассуждения. Но, право, и я заслуживаю георгиевский бумажный крест за мои партизанские наезды в журналы.

* * *

СЕВЕРИНУ

Карлсруэ, 13 марта 1854

Горчаков сообщил тебе, любезнейший друг, стихи мои на 1854 год и «К ружью!». А вот еще четыре новинки, ему неизвестные, которыми можешь поделиться с ним. Ты видишь, что я, по примеру твоему, не унываю. Из газет знаю, что и ты в пользу православных наших воинов принес богатые и звонкие рифмы. Спасибо! Надеюсь, что и этому примеру, тобой данному, последуют твои собратья.

Нельзя отвергать руки Провидения в событиях, которые готовы совершиться перед нами. Как люди ни страшны, ни злы, ни безумны, а тут действует сила свыше человеческой. Она гонит, стремит противников наших. Куда? Вероятно, в бездну, если только Бог поможет нам устоять и ни на какие уступки не поддаваться. Разумеется, надобно нам будет терпеть; если вытерпим до конца, то неминуемо оттерпимся. Я говорю: русский человек и задним умом, и задним оружием крепок. Мы никогда сразу не управимся. Дело французов – вершки хватать. Наше – выжидать и у моря ждать погоды.

А читали ли вы, ваше превосходительство, статьи ветерана 1812 года в «Journal de Francfort» и угадали ли, что это аз грешный и недостойный кидаюсь в борьбу не на живот, а на смерть с вашими политическими и кабинетными знаменитостями? У меня еще изготовлено несколько подобных статей и начаты другие, которые хочу все вместе отпечатать особой книжечкой. Жаль, что из того прока не будет и никого не вразумлю. Но каждому дан здесь свой удел и свое орудие, мне дано перо – и валяй!

* * *

21 марта