Записные книжки

* * *

Типаса. См. заметки.

* * *

От Лагуата до Гардая. Временные озера и призраки деревьев. Растрескавшиеся шебки. Царство камней, в течение дня испепеляющих, а ночью леденящих и в конце концов взрывающихся под ужасным давлением, рассыпаясь в песок. Камни повсюду. И на покрытом кусочками сланца кладбище Лагуата, где мертвецы обнимаются друг с другом под каменными завалами. И на скудных участках пахоты, которые иногда встречаются в пустыне, – здесь так просто выбрать среди камней наиболее подходящий материал для строительства. Если в этой стране и пашут землю, то лишь для того, чтобы собрать урожай камней. Земля так ценна, что ее соскабливают в углублениях между камнями и бережно переносят, словно причастие для умирающего, в большие корзины. Вода. Земля, обструганная до костей, до сланцевого скелета. Гардая и священные города, опоясанные охровыми холмами, одеты сами в латы красных стен.

* * *

Подобно тем камням в пустыне, на первый взгляд случайно сваленным в кучу и едва отличающимся от остальных нагромождений, – камням, что указывают людям, которых учит бедность, на таинственные пути, ведущие к воде или сухой траве.

* * *

На юге засуха, а значит голод, – гибнет восемьдесят тысяч овец. Все население скребет землю в поисках корешков. Бухенвальд под солнцем.

* * *

В Вене на виселицах сидят голубки.

* * *

Во Франции для каждой профессии предусмотрена определенная доля участия иностранных рабочих. Скажем, в шахтах этот процент возрастает с глубиной. Франция – земля обетованная, но здесь требуются прежде всего рабы.

* * *

А. Б. Подавленный Люцифер Орана.

* * *

Не забыть – В Лагуате странное впечатление силы и неуязвимости. Договорился со смертью – значит стал неуязвимым.

* * *

Объяснять ужасы современности через страх. А потом показательные процессы в СССР и т. д. Предательство левой интеллигенции.

* * *

«Злободневные заметки» – Не располагая никакой информацией, кроме официального сообщения Москвы, десять французских врачей, половина из которых евреи, подписывают заявление, приветствующее арест их советских собратьев, из которых ⁹/₁₀ – евреи. Торжество научной мысли. Немного позже та же Москва заявляет о невиновности этих врачей, но их по-прежнему держат в тюрьме.

* * *

Пустыня и песочные часы.

* * *

«Злободневные заметки». Депутаты отказались передать жилищному строительству миллиарды, выделенные сначала для производителей алкоголя. Двойной удар: одновременно рост трущоб и производства алкоголя. Шестьсот якобинцев – гигантов свободы, стоят на коленях перед бистро.

* * *

Гуманизм. Я не люблю человечество вообще. Я испытываю прежде всего чувство солидарности, что не одно и то же. И потом, я люблю только отдельных людей, живущих или уже умерших, но люблю с большим восхищением и всегда стремлюсь, ревностно и страстно, сохранить или защитить во всех остальных то, что, волей случая или в один прекрасный и непредсказуемый день, делает их похожими на этих избранных.

* * *

Безумие Фабра [71], администратора «Театр Франсе». Он верил только в истинность мира зеркал. Все остальное было лишь отражением.

* * *

Бенжамен Констан – Дневник [72]. «Точность в материальных описаниях жизни привлекает того, кто стал одинаково безразличен ко всему».

О «Фаусте» Гёте – удручающее суждение с. 59.

«…овладев тем, что придает цену жизни, – славой и свободой, все народы (так же как и древние) ощутили в то же самое время, что надо уметь презирать жизнь и отказываться от нее. Читающие же нам наставления против самоубийства оказываются именно теми людьми, чьи мнения превращают жизнь в нечто презренное и лживое, – сторонниками рабства и низости…»

«И я не знаю никого, кроме себя, кто умел бы чувствовать за других людей лучше, чем за себя, ибо меня преследует сострадание…»

Ср. с. 81. «Мужчины, которых считают суровыми…»

«Литература и слава нарушают жизнь, принуждая выставлять мнения напоказ и защищать их».

«Прогулка с Симондом. Он упрекал меня в том, что я проявлял мало интереса к нему и ко всем окружающим. Но никто не знает… мое положение далеко от нормального, поскольку связь с Бьондеттой вообще отняла у меня ощущение, что я могу свободно располагать своей жизнью…»

Ср. с. 133–134.

«Амбиция значительно менее корыстна, чем это принято думать, ибо для того, чтобы жить в покое, надо приложить почти столько же труда, сколько для того, чтобы управлять миром».

«Жизнь моя утекает, как вода».

«И тогда у меня возникло чувство, настолько противоположное ощущению краткости земного бытия, что я не мог осознать его должного значения, чтобы прийти к сильному решению, не важно какому конкретно».

С. 201. О бесполезности споров с французскими литераторами: «Прежде чем обсуждать вопрос, следовало бы разъяснить каждый тезис: в противном случае мы встретим лишь людей, которые будут упрекать нас в том, чего мы не говорили, и мы только устанем от чистой потери времени… Надо писать, а не дискутировать».

«В отрицании религии есть что-то грубое и банальное, что меня отталкивает».