Записные книжки

«Законы» театра. Действие. Жизнь. Действие и жизнь в великих произведениях. Театр – это персонаж, характеры, доведенные до предела. Ситуации стоят того, чего стоят характеры. От незнания этой истины и происходят ошибки в понимании, в постановке и в интерпретации. Соотношение стиля и театральной условности. К великому театру.

* * *

Роман. «Трус, считавший себя смельчаком. Достаточно подходящего случая, чтобы он убедился в обратном – значит, надо изменить жизнь».

Там же. «Он решает бороться против нравственного искушения. Он осознанно уступает своим инстинктам, потому что это сильные инстинкты».

* * *

Немезида. Любовь может убить, причем безо всякого оправдания, кроме самой любви. Можно даже обозначить границу, на которой любовь оборачивается убийством других людей. В некоторой степени любви вообще не может быть без виновности – и личной, и абсолютной. Но виновность эта всегда одинока. Ее тяжело перенести, ибо у нее нет алиби разума. Ты один должен решить, любишь или нет, и один отвечаешь за все непредсказуемые последствия настоящей любви. Этому рискованному одиночеству человек предпочитает тепленькие чувства и мораль. Он боится себя и за себя. Стремится избавить себя от одиночества, отвергая свое существование. И прежде всего начинает искать оправдание, которое немного облегчило бы тяжесть его вины. Раз уж обязательно надо быть виновным, он по крайней мере будет не один. Борец.

* * *

В любви – ограничиться тем, что есть.

* * *

Роман. Тема энергии.

* * *

Пасифая любит быка из целомудрия. Ведь он представляет собой наслаждение в чистом виде – взрыв наслаждения, а не заученную последовательность надоевших действий, криков, тяжело дышащего сладострастия, наслаждений, повторяющихся годами во имя невозможного слияния. Бык – быстрый и огненный, как бог. Пасифая (когда он входит): «О чистота!»

* * *

Выбор мучеников – забвение или утилизация.

* * *

Добавить к «Осадному положению». Министерство самоубийства. «В этом году невозможно. Все ставки заняты. Заполните анкету на следующий год».

* * *

Зов плоти – странный, посторонний, одинокий, неутомимо устремленный вперед, а значит, неотразимый и требующий, чтобы ему слепо повиновались, – после стольких лет неистовства и в предвкушении еще многих лет чувственного безумия вдруг разом отказывает и замолкает. Процветавший в привычке, возбуждавшийся от новизны и отрекавшийся от независимости лишь на миг, когда его соглашались насытить вполне! Как можно, если ты хоть немного себя уважаешь, согласиться в глубине своего сердца на такую тиранию? Чистота – вот свобода!

* * *

Честь держится на тончайшей ниточке. Если удается продержаться, считайте, что повезло.

* * *

У меня страх перед своим ремеслом и призванием. Верному – пропасть, отступнику – ничто.

* * *

Храбрый галстук.

* * *

Роман. «Оба сына отвернулись, когда их больная мать вынимала вставную челюсть перед тем, как пойти в операционную. Они знали, что она всегда стыдилась того, что у нее были вставные зубы».

* * *

Я никогда не находил никакого оправдания своей жизни, кроме творческого усилия. Почти во всем остальном я потерпел поражение. И если это не оправдывает меня, то моя жизнь не заслуживает прощения.

* * *

Люди переносят общество друг друга только благодаря телу и красоте. Однако тела стареют. Когда красота деградирует, в наличии остаются голые души – они сталкиваются теперь без посредника.

* * *

Одни люди страдают жестко, а другие – страдают гибко: акробаты, виртуозы (профессиональные) боли.

* * *

Два вульгарных заблуждения – спор о том, что было вначале: существование ли предшествует сущности или сущность существованию. И то и другое развивается и возникает одновременно.

* * *

Письмо от Грина [76]. Каждый раз, когда мне говорят, что я вызываю восхищение как человек, у меня создается такое впечатление, будто я всю свою жизнь лгал.

* * *

Для Немезиды. Париж, 9 июля 1953 г.

Милостивый государь, я долго не отвечал на Ваше любезное письмо. Последние недели пролетели для меня как ветер. Я был тронут Вашей симпатией и тем, как Вы ее выразили. Мне очень понравился потаенный блеск Ваших стихов, их атмосфера «солнца и лагуны». И я рад ощущать, что мы с Вами согласны.

Чрезмерность в любви – единственно приемлемая из всех чрезмерностей – дана только святым. А человеческие общества умели проявлять чрезмерность лишь в ненависти. Вот почему им совершенно необходимо внушить непреклонное чувство меры. Чрезмерность, безумие, пропасть – вот тайны и риски для отдельных избранных личностей: об этом надлежит молчать, или, в крайнем случае, на это можно лишь очень отдаленно намекать.

Поэтому вечным истоком является поэзия. Ей надлежит доверить охрану тайн. Что касается нас, пишущих на языке всех людей, мы должны знать, что существует две мудрости, но время от времени надо притворяться, что не ведаем о наивысшей. С наилучшими пожеланиями и сердечными приветствиями.

* * *