Записные книжки Падерина Геннадия Никитича

15-го часов около 12 ночи (ан уже записано). Тогда значит пора спать, взвод в гарнизонном карауле, ну а я остался ввиду того, что дежурил в штабе с мл. л-м.

18 марта

Да-а… Март идет к концу. 12 деньков и апрель. И он, может быть, пролетит так же незаметно и неожиданно выскочит в историю 1-го мая 1942 г. А там – лето бабье. Как-то оно будет дальше наше существование продолжаться? Или так и просидим до лета в резерве, или на днях по тылам шастать пойдем. Солнышко печет мне затылок через оконное стекло. Освещает пол квадратными кусками и создает мирное, добродушное настроение. Так бы вот сидел – и писал бы и писал бы чего-нибудь. Это напоминает аудитории НИВИТа, задние парты у окна, солнце весеннее, монотонный голос лектора и такое же настроение в сонно-разморенной чуть шуршащей тишине.

Сбоку Венка что-либо творит, совсем не относящееся к лекции, сзади Витя Вишилюк, опустив голову к книге под партой, сосредоточенно запускает указательный палец в свой расплывшийся, картошкообразный нос. Поглядишь вот так на всю аудиторию, откинувшись с наслаждением на спинку парты, отдыхая от книги и затем снова углубляешься в чтение. Или, отодвинув книгу, достанешь из кармана «записную», встряхнешь авторучку, лежащую наготове тут же, на столе, и начнешь выписывать что-либо понравившееся из книги, или мысли свои изрекать письменно, прикрывая записываемое от Венки или рукой, или фуражкой.

Да-а!.. Жили в раю и не чувствовали этого. А все потому, что сравнить не с чем было.

19 марта

Вчера и сегодня сопровождал нач-ка артснабжения и двух воентехников по ротам на проверку оружия. Сегодня пролетали два самолета. Один (задний) чуть спикировал и дал очередь короткую по домам минроты. В результате – 2 раненых.

20 марта

Читаю книжонку «На рубеже». Думаю достать у нач-ка артснабжения «Осуждение Паганини» А. Виноградова.

По всем признакам сегодня наш взвод в разведку направят.

«Молода-а, краси-и-ва,

Ка-а-рие глаза-а

По-о плеча-а-ам разви-и-та

Ру-усая коса-а!..»

В вагоне эту песню наш мл. л-т все пел. Она понравилась нам с Фанькой. Он подобрал ее на мандолине и с тех пор мл. л-т как бы застеснялся и не поет уже ее больше.

Такой же случай был еще в НИВИТе с Мишкой Глезером, когда я однажды попросил его исполнить часто напеваемую перед этим «Чилиту». Он застеснялся, я похвалил его пение и с тех пор – как отрезало.

* * *

Вчера вечером медосмотр был. Я конечно здоров, как бык. Еще бы! Питаемся мы все же неплохо, а работаем физически – пустяк. Так что у меня уже второй подбородок намечается. Я не знаю, как он выглядит со стороны, но мне в других весьма не нравится.

* * *

Почитаю-ка сейчас толковый словарище, такие хорошие цитаты из произведений художественных есть!

* * *

Вчера вечером сидел у нас комиссар б-на мл. политрук Малышев. Разговаривали о «неисправимых». (Буркове, Винокурове и др.) Говорили о роли домашнего и школьного воспитания. «Мне-то их психика хорошо известна, – заявил комиссар, – ведь я до войны-то учителем был!» А когда ушел он, замполит рассказал, что был он в ср. школе военруком и физруком.

21 марта

Ночь. Или даже, пожалуй, утро (15 мин. пятого). Я дежурю по бане. Моя задача вымыть взвод к 6-7 часам утра. Сейчас ее топят 2 человека. Я могу сейчас спать, а они, как только истопят – разбудят меня, но мне что-то захотелось пописать, да только со светом никак не ладится, а потому придется бросить.

* * *

Время подходит к 12 ночи. Достал сегодня все же «Осуждение Паганини». Достал засветло и пока стемнело, да при свете коптилки прочел 78 стр. Книга – замечательна! Сейчас пришел замполит и я отдал ему почитать, а сам взялся за ручку. Сейчас надо спать ложиться, ибо неизвестно, что будет завтра, а потому – надо выспаться.

* * *

Замполит прочел первые строки и удивился, что Виноградов с первых слов назвал Паганини обезьяной.

30 марта

Около 4-х часов дня. Тыл противника. Кругом – смешанный лес. В снегу расчищен круг диаметром в 2 м. На очищенную от снега землю набросаны пихтовые ветки. Я сижу, навалившись спиной на вещевой мешок, который надет на меня за плечами. На мне маскхалат, а у головы, прислоненный к пихте – мой автомат, из которого я не сделал по противнику ни одного выстрела.

Беспрерывный шум леса напомнил мне рассказ Короленко «Лес шумит», его какой-то особый грустноватый тон и художественную красоту. И я помню даже, что когда я прочел рассказ, то перелистнул страницы и найдя первую, повторил вслух два слова, набранные в скобках под заголовком: «Полесская легенда» – они, как казалось мне, даже звучанием своим замечательно гармонировали всему рассказу, его тону.

* * *

«В ночь с 27 на 28 марта мы пошли в первый бой», – так я решил записать начало рассказа о первом бое, идя на лыжах в тыл противника и сгибаясь под тяжестью своего «сидора», нагруженного семидневным запасом провизии.