Читаем Заплесневелый хлеб полностью

Амитрано откинулся на спинку сиденья. За эти четверть часа Ассунте хотелось излить все то, что накопилось в ней за месяцы терпения, нужды и унижений. Он не стал перечить ей, чтобы это не послужило дурным предзнаменованием. Лучше уж промолчать, тогда она сама поймет, что не следует таким образом начинать новую страницу их жизни.

С набережной машина свернула на виа Сеттембрини, тоже застроенную новыми домами, казавшимися сейчас темными из-за проливного дождя. Все они походили один на другой, за исключением одного здания, стоявшего чуть не на самой середине улицы. Перед ним была будка часового. В будке прятался от дождя карабинер, и время от времени из нее высовывался его кивер.

Амитрано взглянул на карабинера и тут же отвел глаза. Марко тоже испугался, но не отвернулся. Напротив, он пристально смотрел на карабинера, пока машина не промчалась мимо. Марко заметил испуг отца и огорчился. Для него карабинер был страж порядка, готовый в любую минуту встать на защиту граждан, всех граждан. Он не понимал еще, что нищета и долги вселили в его отца страх и недоверие к властям и что отец отвернулся потому, что на Юге силы, поддерживающие порядок, испокон веку внушают бедному люду не уважение, а ужас и трепет.

Спустя некоторое время машина остановилась как раз позади грузовика. Засунув руки в карманы, Паоло прижался к стене, чтобы укрыться от дождя.

Помещение для мастерской имело в длину метров восемь, а в ширину — четыре. Белые чистые стены, кафельный пол и очень высокий потолок делали эту комнату еще более холодной. В глубине ее была дверь на балкон. Здесь сильно пахло затхлостью.

Амитрано помог жене выйти из машины, прошел за ней в комнату и встал рядом, ожидая, что она скажет.

Держа в руках корзину с младенцем, Ассунта молча остановилась на пороге.

— Ну? Как тебе нравится?

— Дом вроде тех, что мы видели.

Она тяжело вздохнула и вошла. Амитрано пожал плечами и вернулся помочь шоферу, который вместе с мальчиками развязывал веревки.

Ассунта села на стул в глубине комнаты. Глядя на снующих взад и вперед мужа и детей, она принялась кормить младенца.

— Это не молоко, — пробормотала она, обращаясь к ребенку и надавливая пальцем на грудь. — Это одна желчь, дочь моя. — И опять замолчала.

Даже ее молчание было враждебным, а голос Амитрано становился все мягче и ласковее, когда он обращался к детям. Он то и дело посматривал на жену. Но Ассунта избегала встречаться с ним взглядом, и Амитрано совсем пал духом. Теперь он уже перетаскивал вещи молча, не спрашивал у детей, чем они заняты, и даже не заговаривал с шофером.

Ассунта была подавлена. Она смотрела, как вещи сваливают в кучу, и новые вопросы рождались в ее душе. Она уже не плакала, и это еще больше тревожило Амитрано. Он понимал, что та ответственность, которую он взваливал теперь на плечи жены, гораздо больше той, которая лежала на ней до этого, и ему казалось, что ее угрюмое молчание, пришедшее на смену слезам, означает новый протест, чуть ли не бунт. Однако это было совсем не так. Ассунта готовилась сейчас к тому, чтобы взять на себя новый груз мук и ответственности. Она продолжала кормить грудью ребенка, и, когда тот причинял ей боль, лицо ее болезненно морщилось.

По мере того как комната заполнялась вещами, она становилась все меньше и меньше, и в конце концов Кармелла спросила у матери, как же они смогут здесь поместиться.

— В тесноте, да не в обиде, — ответила Ассунта довольно громко и все еще сердито.

Амитрано услышал, что она сказала, но промолчал.

Когда внесли остовы кресел, он взял два из них — у одного было уже набито сиденье — и поставил по обе стороны порога.

— Пусть видят, что тут работает обойщик.

Он сказал это главным образом, чтобы подбодрить жену, которая, поднявшись со стула, встала в углу, все еще не решаясь выглянуть на улицу.

— А где же дверь? — спросила она. — Мы словно на улице. Ветер будет гулять здесь, как ему вздумается.

— Что я могу тебе сказать? — спокойно ответил Амитрано. — Опустим пониже дверную решетку. А потом навесим какую-нибудь дверь, хотя бы старую.

— А домовладелец?

— Домовладелец сдал лавку в таком виде.

— Ну, так мы скоро отправимся на тот свет. Будем надеяться, что это случится не позднее завтрашнего дня.

Дети слушали, не спуская с них глаз. Они боялись, что родители вот-вот повздорят, и молили бога, чтобы этого не случилось.

Когда грузовик уехал, Амитрано, не дав себе ни минуты отдыха, стал приводить в порядок помещение. Он то и дело бранил домовладельца, который все еще не прислал им ключей от каморки во дворе.

— Привратник сказал мне, что оттуда надо убрать бутыли. Но это пустяковое дело, — успокаивал он жену.

— О чем думает здешний домовладелец? — спросила в ответ Ассунта. — Уже десять часов, а он еще не зашел.

Амитрано промолчал.

Он опустил решетку как можно ниже, и теперь прохожие больше не останавливались. Однако, проходя мимо, они бросали взгляд на решетку, стараясь разглядеть, что же за ней делается.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза