Заплесневелый хлеб

Амитрано тоже смотрел на жителей тех селений, мимо которых они проезжали. Но его глаза останавливались на тех, чьи взгляды, одежда, каменные, изрытые морщинами лица выдавали крайнюю нищету. Они сразу же привлекали его внимание. Он видел их у въезда в селения, где некогда были ворота и застава и где теперь эти люди бесцельно простаивали целыми днями. Иногда он видел их у кладбищенских ворот; маленькие деревянные кресты, прикрепленные к ограде и находившиеся прямо над их головами, казались символом того креста, который каждый из них нес всю свою жизнь. Так было во всех окрестных селениях. Амитрано хорошо это знал и понимал, почему все эти люди провожают взглядом машину, увозящую его семью. У них были измученные, тоскующие глаза. И этот вопрошающий взгляд был обращен не на дорогу. Их непрестанно одолевали мучительные раздумья, они спрашивали себя, что же должно произойти, чтобы у них каждый день была работа и кусок хлеба. С потухшим, сонным взором стояли они под маленькими деревянными крестами, темными, черными, облезшими от времени и дождей, которые, казалось, были прикреплены к кладбищенской стене какой-то неведомой, враждебной силой.

Ассунта больше не плакала. Она пристально смотрела на дорогу, и ей не верилось, что она только что распрощалась со своим родным городком и теперь едет в машине. Амитрано глядел на нее и по неподвижной позе жены угадывал ее мысли. Потом он опять принялся смотреть в окно. Взгляд его был устремлен куда-то далеко-далеко — к просторам моря, к бескрайней равнине. Ему было тоскливо и страшно. Но к этому чувству примешивалось и что-то другое: надежда и еще отчаянье. Он понимал, что взял на себя огромную ответственность. Восемь человек увлек он вместе с собой в это необычное бегство, подготовленное всего лишь за три месяца. Однако чувство страха не могло убить в нем сознания, что он все-таки исполнил задуманное, несмотря на все те удары, которые обрушили на него люди и общество.

Ассунта поминутно оглядывалась на детей, стараясь не встречаться взглядом с мужем. Амитрано подался вперед, надеясь, что она заговорит с ним. Потом, когда она отвернулась и стала смотреть на дорогу, он наклонился к ней и спросил, не хотела ли она что-то сказать ему. Ассунта покачала головой. Тогда он принял прежнюю позу и тоже стал смотреть на детей.

Кармелла глядела в окно машины и все время молилась. Слова молитвы проносились в ее сознании как неясные, отрывочные мысли. Ей казалось, что если помолиться как следует, то произойдет чудо.

«Господи, пошли ему сразу работу! Мадонна, подумай немного и о нас».

Она была уверена, что мать ее молится о том же, и думала, что ее несвязные молитвы, соединившись с молитвами матери, лучше дойдут до неба и произведут на господа и Мадонну более сильное впечатление. Она не могла решить, молится ли отец. Ей казалось, что нет, а если и молится, то как-то совсем по-другому. Он весь ушел в свои мысли, которые были устремлены к чему-то новому, молить о чем он, казалось, не собирался.

Небо покрылось тучами, и Амитрано забеспокоился, что вот-вот хлынет дождь. Действительно, как только они оставили позади Джовинаццо, на ветровое стекло упали первые капли.

— Дождь! — испуганно сказала Ассунта.

— Этого еще не хватало! — воскликнул Амитрано.

— Это просто одна туча, — пытался успокоить их шофер.

— Сперва одна, за ней — другая, и так без конца, — ответил Амитрано, яростно сжимая кулаки.

— Нам осталось всего одиннадцать километров, — сказал шофер и включил дворники.

Шоссе стало пепельно-серым и блестящим, но Марко предпочитал смотреть по сторонам, ожидая, когда появится километровый столб, чтобы узнать, сколько еще им осталось до города.

Наконец впереди показался большой щит. «Бари», — громко прочел шофер. «Бари», — проговорила Ассунта. «Бари», — повторил Амитрано. А когда они проехали мимо щита, Ассунта перекрестилась.

— Мадонна, помоги нам.

— Вот мы и на месте, — сказал Амитрано.

Проезжая по улицам, они с удивлением смотрели на большие дома. Им казалось невероятным, что могут существовать такие высокие, чистые и красивые здания.

— Неужели в них живут люди? — спросила Ассунта как бы про себя. — Просто не верится.

— В Бари не все дома такие, — ответил муж. — Это новый район.

— Тут живут кто побогаче, — заметил шофер. — А люди, вроде нас с вами, живут на другом конце города.

— А, понятно. Тогда мы можем считать себя почти что счастливыми!

Шофер не уловил горького сарказма в ее тоне, но Амитрано все понял. Однако сделал вид, что ничего не заметил, и продолжал спокойно указывать шоферу дорогу. Ассунта то и дело бормотала какие-то обрывки фраз, видимо, плод ее долгих раздумий. Произносила она их на диалекте и так, словно муж, шофер и дети знали, о чем она думала, и были с ней согласны.

Амитрано нагнулся и тронул ее за плечо. Ассунта немного подалась назад, но не повернула головы. Она смотрела на море.

— Чего ты злишься? — вполголоса спросил Амитрано.

— Я?! — ответила жена, пожав плечами. — Ведь мы же в Бари?! Тут мы найдем свое счастье!