Заплесневелый хлеб

Как могли мебельщики Апулии, Калабрии, Сицилии делать мебель — стулья или целые гарнитуры — по таким ценам? Ведь все сырье шло из Северной Италии: дерево, пружины, гвозди, волос, шерсть, штоф — все производится в том счастливом краю, никогда не знавшем настоящей нищеты. И пока сырье шло к ним, на Юг, через руки многих скупщиков и перекупщиков, цены на него все росли, тем более что продавалось оно в кредит и, следовательно, с большими наценками.

Когда Амитрано начал работать самостоятельно, он надеялся так поставить дело, чтобы не только расширить свою мастерскую, но заняться также и продажей мебели. Однако это были лишь надежды, в которых он не признавался даже жене; она сразу заставила бы его спуститься с облаков на землю. И все-таки хорошо было тогда мечтать об этом, иметь перед собой какую-то цель! Да и кто смолоду, женившись на любимой девушке, которая верит в тебя, кто не мечтал о чем-нибудь подобном? Можете называть это пустым тщеславием, но все же то была движущая сила, благодаря которой даже наступившие вскоре черные дни казались не такими мрачными. Мебельный магазин, где все обивочные работы выполнял бы он сам! Магазин особенно пригодился бы ему в старости, когда у него не будет сил работать. Так он по крайней мере смог бы избежать участи своего несчастного отца. Чем тот стал теперь, отработав более полувека? Для всех, кто в нем больше не нуждался, он конченый человек. У бедного старика жизнь тоже была не легкая! А он, Амитрано, не мог сейчас сделать ровным счетом ничего для своего отца! Да, видно, справедлива старая поговорка, что «отец может прокормить десятерых сыновей, а десять сыновей не прокормят своего отца»! По крайней мере в их краях. Десять сыновей с годами сами становились десятью отцами, которым приходится выбиваться из последних сил, чтобы как-то прокормить своих детей, и у них не было ни малейшей возможности заботиться о собственных родителях!

«Ну же, говори! — повторял тем временем про себя Амитрано, обращаясь к Триджани. — Как же они купят у тебя товар, если ты не объяснишь им, какая это мебель?!»

Но Триджани по-прежнему отвечал односложно на вопросы покупателей, и пренебрежение его все возрастало.

«Вот что значит жить на всем готовеньком! Если бы он знал, каково завоевывать одного за другим клиентов, то обращался бы с ними по-иному! Ведь они же тебя кормят, дают тебе заработать! Вот это и называется плевать в колодец!»

Он вспомнил о деде и отце Триджани, которые в Америке ради куска хлеба работали до седьмого пота, по ночам, и все же влачили нищенское существование. А сын, вот он — богатый и элегантно одетый, и отпечаток скуки лежит на его лице, и даже, кажется, на всей его фигуре.

«Правильно говорят: деньги идут к деньгам! Он и пальцем пошевелить не желает, а они сами плывут к нему!»

Примерно через полчаса покупатели ушли, сказав, что дома обдумают, на каком из двух понравившихся им гарнитуров остановиться. Триджани их даже до двери не проводил. Увидев, что они ушли, он облегченно вздохнул и широко развел руками.

— Это хамье только и знает время отнимать! — воскликнул он, оборачиваясь к Амитрано, который попытался изобразить на лице улыбку.

«Милый мой, — подумал Амитрано, — да ведь ты ровно ничего не сделал, чтобы их удержать! Хорошо еще, что они обещали вернуться!»

А вслух сказал:

— Жаль, что они ушли. Ведь они как будто собирались купить гарнитур.

— Вернутся, вернутся, — уверенно заявил Триджани. — Эти-то! Обращайся с ними так, как я, и ни за что их не потеряешь! Они уже второй раз приходят. Теперь я понял, в чем тут загвоздка: у них коса нашла на камень! Он хочет этот гарнитур, — и Триджани костяшками пальцев постучал по одному из столов, — а она — вон тот. Придется договариваться их родственникам. Ну, да это их дело! Когда что-нибудь решат, вернутся.

Он улыбнулся и уже по-другому посмотрел на Амитрано, точно только сейчас заметил, что это именно он, а не кто-либо другой.

— Так, значит, ты приехал?

— Приехал, дон Николо! — ответил с приличествующей случаю улыбкой Амитрано. — Я здесь уже целую неделю.

— Целую неделю! Молодец! Значит, тебе это удалось?! — И стал расспрашивать о переезде и о дороге, продолжая стоять.

Слушая его и отвечая, Амитрано старался понять, о чем в действительности думал его троюродный братец, и всячески пытался повернуть разговор на интересующую его тему.

На улице уже зажглись огни, и Триджани, делая вид, будто только сейчас заметил, что время уже позднее, потирая руки, направился к входной двери. Около нее, в углу, находился распределительный щиток с рубильниками.

— Рад за тебя, — сказал он, не оборачиваясь и вынуждая Амитрано следовать за собой, — не каждому бы это удалось.

— Да, конечно, — согласился Амитрано, кивнув головой, — но ведь это только первый шаг. Все трудности еще впереди. И теперь мы плывем по воле волн.

Он замолк в надежде, что Триджани воспользуется паузой и скажет ему что-нибудь о работе. Но тот только качал головой и рассеянно смотрел на улицу.