Заплесневелый хлеб

Амитрано почувствовал себя оскорбленным, но ничем не показал этого. Под конец он сказал, что подумает. Если завтра приказчик увидит его с большой сумкой, значит, он согласен.

С того дня он не показывался в молочной. Когда улеглось чувство обиды и было покончено с колебаниями и внутренней борьбой, он решил вообще не пользоваться услугами этой молочной. Они, конечно, думали, что его легко будет подкупить. Почему? Да потому, что ему не раз случалось просить этого самого приказчика уступить товар подешевле, вешать не скупясь. Он стал вспоминать его улыбки, недомолвки, намеки, все, что должно было привести к сговору, а он-то принимал их за знаки расположения, хотя они и казались ему чересчур доверительными. Он даже рассказывал об этом жене, и она согласилась с ним.

Но в эту ночь он наконец решился. В доме не было ни единого сольдо, и накануне вечером Марко даже не ходил за хлебом. Теперь уже нечего было взывать к своей совести. Казалось, какая-то роковая сила толкала его на этот шаг, так же, как некогда толкнула на то, чтобы воткнуть булавку в электропровод.

Все же, поймав на пороге умоляющий взгляд жены, он заколебался.

— Попробуй сегодня как-нибудь перебиться… — сказал он и вышел.

Ассунта не поняла, ее охватил страх. Она позвала Марко и наказала ему следовать за отцом, не отставая ни на шаг. Потом, решив во что бы то ни стало помешать мужу осуществить свой проект, послала Паоло искать себе места, велев заходить во все лавки и магазины подряд.

Трем младшим детям она дала ломоть хлеба, смазанный повидлом, который отложила с вечера, а трем старшим велела поститься во имя Мадонны.

Для Кармеллы, Марко и Паоло это означало сидеть целый день голодными. Дети ничего не говорили. Они уже привыкли к этому. Мать приучила их к таким постам, особенно с тех пор, как они перебрались в Бари, и всегда оправдывала это тем, что Мадонна, или святая Лючия, или святой Николай — смотря по тому, кого из святых она призывала на помощь, — благосклонно примут их жертву и ниспошлют на них благодать. Дети безропотно покорялись этому испытанию, следуя примеру отца и матери. Утром они пили как можно больше воды, а в два часа — когда на юге принято обедать — съедали только по ломтю хлеба, чуть смазанного оливковым маслом и посыпанного солью. Эта еда, объясняла им каждый раз мать, не нарушает поста. Больше они ничего не ели до самого сна, вечером они опять пытались пить воду, но не могли сделать ни глотка, вода не шла им в горло, она и без того переливалась у них в животе. Марко застал отца в мастерской. Амитрано переставлял с места на место немногие вещи, которые там были. Но мозг его продолжал работать все в том же направлении.

«Предположим, моей несчастной жене удастся сегодня как-то выкрутиться. Но ведь завтра надо начинать все сначала! Дело не в том, чтобы протянуть еще день или неделю. Хоть бы какой-нибудь самый жалкий заказчик появился. Но нет, день за днем все одно и то же!..»

Он взглянул на сына и снова зашагал по мастерской.

«Ну что может случиться?! Он даст мне свертки. Ведь и самому ему надо глядеть в оба. Так? Значит, он выберет подходящий момент. Передаст свертки, когда хозяин будет получать деньги или давать сдачу. Всего одна секунда. Но в этом-то все дело! Именно в этой секунде. Может, сойдет удачно, а может, и нет. А если неудачно, что произойдет? Меня задержат, как преступника, и отправят…»

Он вздрогнул всем телом и стиснул зубы. Перед тем как совершить дурной поступок или, готовясь к нему, острее ощущаешь отвращение ко всему этому, тошноту и страх. Особенно вначале, когда еще живы сознание дозволенного и недозволенного и природная честность. Затем понемногу человек свыкается с этим и уже не ощущает ни отвращения, ни страха. Вернее, лишь изредка удается ему снова заглянуть в свои мысли и чувства, словно на минуту раздвигается занавес в его душе.

«Итак, ты становишься вором? Ведь это кража! Даже если всего какой-нибудь килограмм сыра или масла! Ведь если все откроется, могут подумать, что кражи совершались регулярно и уже давно! А тогда попробуй докажи, что сегодня это случилось с тобой впервые или что ты ошибся! Состав преступления налицо. А если сегодня все сойдет гладко, значит завтра опять надо идти на риск!»

В его родном городке тюрьма помещалась в древнем швабском замке, некогда резиденции Фридриха II. Его построили в те времена, когда Апулия была местом, где отдыхали и развлекались, а порой и сражались немецко-итальянские короли. По преданию, рабы и пленники строили этот замок, заложив мощный фундамент глубоко в море, так что время над ним не властно.

Замки и соборы стоят многие века, в них идет бедный люд помолиться или уплатить налоги, ради поддержания их величия. Но здесь также господа, облеченные божеской властью прежде, чем людской, не раз выискивали средства лишить бедный люд не только денег, но и человеческого достоинства, ради приумножения своей силы и могущества.