Заплесневелый хлеб

Он был еще маленький и не доставал до перил, но зато мог смотреть на улицу и на балконы домов напротив. Почти все двери, ведущие на балконы, были раскрыты, а на перилах были развешаны простыни и одеяла.

Ему могло быть лет шесть-семь, и, вероятно, это было воскресным утром, летом, иначе он сидел бы за школьной партой. Ему нравилось стоять на балконе. Отсюда можно было видеть все происходящее на улице. Вскоре он стал разглядывать соседские балконы и внезапно был поражен, увидев на стене противоположного дома черную лысую голову в круглом медальоне. Глаза смотрели сурово и угрожающе. Он был уверен, что еще несколько дней назад этой головы там не было, и стал внимательно ее рассматривать. Он не знал, кого она изображала, и удивился, что она так неожиданно появилась. Мальчик заметил, что под медальоном было что-то написано, и попытался прочесть «dux»[6]. Но не сумел. Он знал буквы «d» и «u», но на третьей букве споткнулся. Посмотрел сквозь балконную дверь, чтобы позвать маму и показать ей эту странную голову, но стекла отсвечивали и он ничего не увидел. Тогда он опять стал смотреть на прохожих. Но глаза его то и дело устремлялись к изображенной на стене голове. Он не хотел себе признаться, что этот взгляд, который, казалось, был направлен прямо на него, внушал ему страх, и все же не мог его долго выдержать, опускал глаза на надпись и останавливался, прочтя только «du».

Немного погодя он заметил, что по обеим сторонам ворот на высоте человеческого роста были нарисованы точно такие же головы и с той же надписью. Еще вчера их не было — он готов был поклясться! Он спрашивал себя, когда их успели нарисовать, как сделали такими похожими одна на другую и кого все они должны изображать. Он никогда не видел никого, кто напоминал бы этого человека.

Он стал присматриваться к фасадам домов. Чуть подальше, между двумя балконами, он заметил еще одну такую же голову, потом еще. Принялся считать. Одна, две, три, четыре — он вытягивал шею, ухватившись за перила, стараясь увидеть их все. Вон там еще одна, и еще — пять, шесть. Он считал вслух и уже не боялся этой головы, нарисованной черной краской, но все же старался побыстрее отвести от нее взгляд.

Мать открыла балконную дверь и велела ему идти в комнату, но он не двинулся с места и показал ей нарисованную на стене голову. Она крепко схватила его за руку и с силой втащила в комнату.

— Что ты там разглядываешь?! — кричала она, закрывая за собой дверь.

— А что? Кто это такой? — спрашивал он. — Еще вчера ничего не было.

— Не твое дело. Они всегда там были.

Мальчик промолчал, но он был уверен, что мать говорит неправду. Они вошли в кухню. Мельком взглянув, в порядке ли его одежда, мать велела ему идти в мастерскую к отцу.

Он быстро сбежал по лестнице, но, выйдя на улицу и завернув за угол, решил поближе взглянуть на головы у ворот. Они были совершенно одинаковые, нарисованные черными чернилами, глаза — грязно-белые просветы фасада дома — смотрели все же очень внушительно, вселяя страх. Внизу было написано все то же коротенькое слово, которое ему никак не удавалось прочесть целиком.

Минуту спустя он инстинктивно обернулся и взглянул на свой балкон. Мать, наполовину скрытая дверью, жестом показала, что ожидает его по возвращении домой. Он понял, что сделал что-то недозволенное, опустил голову и бросился бежать к мастерской.

Против обыкновения он застал отца не за работой, тот сидел с двумя мужчинами, которых Марко никогда прежде не видел. Войдя, он взглянул на отца, потом на этих двух уже пожилых людей.

— Вот мой сын, — сказал отец, — один из пятерых. Старший.

Посетители едва взглянули на него, но изобразили на лице улыбку. Немного поколебавшись, отец сказал:

— Побудь около мастерской и не входи, пока я тебя не позову.

Марко был очень озадачен этим распоряжением. Опустив голову, он вышел. Он встал около входа в мастерскую так, что, глядя на улицу, мог слышать, о чем говорит отец. Правда, всего он не улавливал, потому что временами отец говорил совсем тихо, и вовсе не слышал того, что отвечали те двое, обращавшиеся к отцу на «ты».

— После полуночи… — рассказывал отец. — Нет, пожалуй, в час. Их было несколько человек. На улицу падал свет… Нет, было уже темно… С лестницами. Я слышал шум. Может, это те же самые… Наверное, они забрали его немного раньше. Сегодня в шесть утра мне сказала об этом его жена. Нет, она к нам не заходила. Я только открыл балкон, поглядел и сразу все понял. Посмотрел на их окно и увидел, что за ним прячется его жена. Она знаками объяснила мне, что ее избили, а его увели с собой.

Двое что-то спросили, и отец ответил:

— Нет, особого шума не было: слышался смех, разговоры. Я хотел было спуститься, но жена принялась плакать. Мастро Паоло дежурил на таможне… Ведь у меня пятеро детей! Да и что здесь поделаешь?..

Его опять о чем-то спросили.

— Да, как дона Микелино, — ответил отец.