Запорожская вольница

Вообще все необычно в жизни монаха – все переиначено, кажется, парадоксальным, странным, в то же время очень много разумного и полезного. Это касается и службы, и работы, и отдыха. Многочисленные поклоны во время молитвы (чем больше, тем лучше), например, «дают телесное здравие, удаляя плесень изнеженности». Молиться лучше всего в уединении – его безмолвие очищает душу, утончает ум и освобождает сердце, плененное суетным миром. Нередко, кстати, само безмолвие является своеобразной молитвой, глубоким проникновением внутрь себя. Однако здесь нужна осторожность и мера, чтобы, как говорят монахи, «не впасть в прелесть», то есть не сойти с ума. Бог создал нужное не трудным, а трудное не нужным. Поэтому работа должна быть простой, неспешной, не тяжелой. Желательно, чтобы ноги и руки при этом двигались «сами», почти механически, «не имея нужды в помощи ума». Это не касается духовной жизни, которая, как воскресение без распятия, невозможна без напряга, даже боли. Спать нужно на твердой деревянной кровати, употреблять однообразную грубую пищу. Жирная еда засаливает душу, а соусы и консервы разжижают тело. Полезно грызть сухари, пить в малом количестве вино, употреблять по утрам разбавленный с теплой водой мед. Наверное, запорожским казакам несложно было приспособиться к строгим афонским правилам. Суровая казацкая жизнь закалила их, в какой-то мере подготовила к афонской аскезе.

Мы бродили по монастырю – никто не обращал на нас внимания. У каждого своя цель и свой путь. Что привело тебя на Афон? Кем ты был в миру, чем занимался? Здесь не принято об этом спрашивать. Как в свое время и при вступлении в казацкий орден. Желающий остаться в монастыре с согласия его старцев становится трудником – проходит испытание молитвой и трудом. Через год ему дают рясу и куфью (шапочку), через некоторое время он уже почти член монашеской общины – послушник, черноризник. Потом только (года через три) ему торжественно вручают мантию, он принимает постриг, получает монашеское имя и полноправный иноческий статус. Примерно так все было и у запорожцев. И испытательный срок, и своеобразный постриг в виде чуба – оселедца и новое имя-прозвище.

Казак оставался казаком и здесь на Афоне. Вкушая благодать Святой земли, не расслаблялся, не почивал на лаврах. Различные телесные и душевные испытания для него были правилом жизни. Доказывая свою рыцарскую запорожскую сущность, он неизменно добирался и до вершины. Как бы ему это ни было трудно. И сегодня восхождение на гору Афон для паломников – и проба сил, и ритуал, и обретение своей жизненной высоты. Вместе с вереницей мулов, нагруженных тюками и ящиками, от пристани, куда от монастыря привез нас все тот же кораблик со святым названием, по ступенькам мы поднялись до скита Святой Анны. Ступеньки вверх продолжились и дальше. Утверждают, что это самая длинная в мире лестница. Я досчитал до пятисот. Потом сбился со счета. По пути попадались обихоженные роднички, каменные хижины, кресты. Мы отдыхали возле них и продолжали подъем. Уже по глинистой узкой тропе. Она то петляла между скал, то вилась по щебнистым осыпям, то ныряла в тенистые леса. Иногда нас обгоняли шустрые молодые крепкие паломники с огромными, набитыми современной туристской всячиной рюкзаками, чаще мы обгоняли других. В метрах пятистах перед вершиной последний приют – часовня Панагия. Строение разделено на две половины: в одной – печь и колодец, в другой – ночлежка. Пол устлан циновками, матрацами, одеялами, старыми спальниками. Живи, ночуй, отдыхай, набирайся сил перед последним рывком к вершине. К ней ведут красные указатели. Мы сошли с тропы и рванули напрямик – торопились успеть до захода солнца. В некоторых местах склон был покрыт арчевником. Нога вывертывалась, соскальзывала с его крепких, как железо, веток и проваливалась в пустоту. Из трещин в скалах торчали пучки незабудок. Хотелось схватиться за них, подтянуться. Перед самой вершиной на одном из выступов во время короткого отдыха я оглянулся и с высоты Афона охватил взором и мыслью все, что оставил внизу. Море слилось с небом. Островные земли вокруг были «подмыты» солнечным светом – видны были только их верхушки. Земные острова стали небесными обителями – приютами для ангелов и спасшихся душ. Здесь, на высоте двух тысяч метров, ты как будто примеряешься к существованию в другой ипостаси, заносишь ногу над священной чертой, за которой нет ни жизни, ни смерти, ни греха, ни спасения. А есть лишь вечный благовест, вечное ангельское парение…