Читаем Запорожская вольница полностью

С древних времен степь была «унавожена костями, утучнена кровью». На род занятий казака и его характер несомненно наложили отпечаток эта земля битв и походов, опустошений и набегов, неспокойное воинственное пограничье, в котором право сильного часто было законом мирного сосуществования. Только тут и мог «образоваться народ воинственный, сильный своим соединением, народ отчаянный, которого вся жизнь была повита и взлелеяна войною». Многие авторы называют казаков народом. Это, конечно, условное, метафоричное определение, однако в нем – и удивление, и уважение, и явное признание особой роли казачества, его несомненной социальной и этнографической оригинальности. В статье «Взгляд на составление Малороссии» Н. Гоголь попытался определить сущность этой народности: «И вот составился народ, по вере и месту жительства принадлежащий Европе, но между тем по образу жизни, обычаям, костюму совершенно азиатский, – народ, в котором так странно столкнулись две противоположные части света, две разнохарактерные стихии: европейская осторожность и азиатская беспечность, простодушие и хитрость, сильная деятельность и величайшая лень и нега, стремление к развитию и совершенствованию – и между тем желание казаться пренебрегающим всякое совершенствование».

Человек хорош, когда на себя похож. Так и запорожец. В его характере много противоречий, двойственности, ярких и пестрых лоскутов, мистики. И все же это – характер, особенное ни с каким другим не сравнимое запорожское характерничество. Какое семя, такое и племя. Казацкому роду нет переводу по берегам Днепра. «Или добыть, или дома не быть», – упрямо стоит на своем казацкий потомок, удивляя трудолюбием и упорством чужестранцев. Среди какого народа живешь, того и обычай перенимай. Куда судьба наклоняет, туда часто и гнется украинец на чужбине. Однако упрямо шагает своим путем, не забывает ни своей веры, ни обычаев предков. Не богатство без дна и края, а зажиточность и благосостояние, жизнь, в которой семья плавает, как вареник в масле, – вот цель украинца-добытчика, украинца-хозяина. Спокойным за завтрашний день, уверенным в себе он может ощущать себя только тогда, когда есть хлеб – и к хлебу… Многое – из этого, от тех неспокойных казацких времен, когда, утвердив себя и свое в чистом (впоследствии оно стало щедрым и хлебным!) поле и плавневой чаще, буквально кишащей зверем, птицей и рыбой, вольный запорожец-воин стал превращаться в вольного запорожца-хозяина. За порогами же, вдали от обжитых мест можно было только тогда чувствовать себя паном, когда полны мешки, бочки и чаны. Даже титулы для запорожца мало что значили, если не кормили и не одевали. «Наилучший чин не быть ничем», – утверждали казаки-зимовчаки. На плавневых просторах Великого Луга запорожец стремился «жить сам по себе, как ему хочется, желательно подальше от соседей».

У одних такое упрямство и настойчивость в достижении своего вызывали уважение, другие же в этой самостийности, хуторянской философии видели негативную национальную черту, некое родимое пятно, которое украинцы унаследовали от запорожцев. Об этом порою рассуждают серьезные ученые мужи, спорят политики. Детям тоже приходится растолковывать, чьего они роду-племени. Вот отрывок из популярного когда-то «Журнала для детей»: «В обычаях малоросса вообще больше хорошего, чем плохого; говорят: он настойчивый, несговорчивый и недоверчивый; но настойчивость его является следствием твердости характера и привязанности к привычкам – ведь только бездушный и холодный человек легко бросает впечатления детства! Несговорчивый малоросс тогда, когда ему подробно не растолкуют что-то, когда его не выслушают, не разберутся в сути дела, а только сурово карают. Недоверчивость же в нем образовалась в течение многих веков по историческим причинам. Если малоросс убедится, что ему желают добра, внимательно хотят вникнуть в его положение, посмотрите тогда, с какой лаской он пригласит вас к своему очагу на сенокосе или на рыбной ловле, тогда его пасека, его дом вам полностью открыты». Это – и про украинского селянина – гнездюка, упрямо оравшего клепкой и терпеливо тянувшего свою извечную степную борозду, и про вольного плавневого лугаря, и про нынешнего жителя Украины, и про его далекого чубатого казацкого предка…

Крепки телом, сильны духом

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука