Заповедь любви

В Лацком события развивались иначе. Там крестьяне никого не арестовывали и не обрезали проводов связи. Но в один из октябрьских дней в село явились вооруженные люди из соседних деревень. Силою и призывами: «Если не мы, то кто ж другой?» они увели с собой несколько сельчан на борьбу с большевиками. В Харино их группа должна была объединиться с другими отрядами.

Только мужчины скрылись за окраиной села, как к отцу Николаю явилась делегация их жен и матерей, уговорившая священника провести молебен за здравие и скорейшее возвращение ушедших.

Отец Николай провел молебен, и к вечеру того же дня все «борцы с большевиками» вернулись по домам целыми и невредимыми. По дороге к Харино их застал сильный дождь, они промокли и решили отложить борьбу с советской властью до более благоприятных погодных условий.

На другой день стало известно, что в Мологский уезд прибыл карательный отряд латышских стрелков для расправы с врагами советской власти; дошли слухи о расстрелах священников в соседних приходах.

Крестьяне советовали отцу Николаю на время скрыться, предлагали убежище: «Батюшка, пойди в любую избу, и будешь цел». Но он неизменно отвечал: «Я не совершал никаких преступлений». А еще через два дня в село вошли латышские стрелки и запросили у комитета бедноты информацию о «врагах народа».

Городничев, пользуясь случаем свести счеты с ненавистным ему попом, указал на отца Николая.

Священнику вменили в вину молебен за здравие собиравшихся воевать с большевиками сельчан (Городничев утверждал, что это был молебен о даровании победы над большевиками, а в свидетельства тех, кто лично присутствовал на молебне, красноармейцы вникать не стали). Без суда и следствия священника арестовали прямо в церкви и повели на расстрел за огороды к реке.

Несколько женщин, работавших неподалеку в капустниках, среди них и Марина Мосягина, спрятались в кустах и видели, как все происходило.

Перед тем как раздались выстрелы, отец Николай перекрестился, промолвил: «Господи, прости им: не ведают, что творят!», поднял руку и благословил целившихся в него из винтовок красноармейцев.

Раздались выстрелы, отец Николай упал. Стрелки подошли к нему, сорвали с груди серебряный крест и заспорили о том, кому из них он должен достаться. Потом, побоявшись, что за спором о малом потеряют большее, поспешили в дом священника, где в это время другие члены отряда производили грабеж. Под видом обыска красноармейцы унесли из дома все ценные вещи, скрипку отца Николая, серебряные ризы с икон.

* * *

Да, отец Николай¹⁰⁶ знал и предчувствовал, но не убоялся, не спрятался – прошел крестный путь, не озлобившись на гонителей, сохранив верность заповеди любви.

Кто-то скажет: «Ну и глупо – спрятался бы на пару дней, и жил себе дальше». Но у тех, кто исполнен любви, свои мерки пространства и времени, жизни и смерти, потому что любовь объединяет земной мир и небесные чертоги в единое целое. В этом единстве тот, кто не отрекся от заповеди любви на пороге смерти, обретает бессмертие и сам становится светочем для людей.

Любящий Бога – воистину Его образ и подобие!

Размышления

Лейтенант перелистал страницы лежащих перед ним тетрадей и вернулся к последней строке: «Любящий Бога – воистину Его образ и подобие!». Прочитал ее вслух, закрыл глаза, повторил несколько раз про себя.

Память оживила все когда-то виденное, слышанное, пережитое и тут же вспышкой озарения соединила, казалось бы, разрозненные события в единое целое.

Стали понятными и просьба Серапиона рассказать об Алисе и отце Петре, и кто такой «барин», которому Настя должна передать тетради. Но самое главное – это неожиданно пришедшее к Евгению Иосифовичу понимание того, что вся его жизнь до этого момента была лишь прелюдией к настоящей жизни. А настоящая только-только начинается, потому что только сейчас он всеми фибрами своей души, каждой клеточкой тела осознал – нет чужой боли и чужой радости, мир един, ибо основа его – любовь.

Как все просто и необычайно высоко! Как на фоне заповеди любви убога и зверина другая заповедь, которой Евгений Иосифович Байдер следовал всю свою сознательную жизнь – заповедь ненависти, заповедь насилия, заповедь классовой борьбы.

В Мологском уездном НКВД был стенд с портретами чекистов, погибших в борьбе за советскую власть. Среди них и портрет Иосифа Ароновича Байдера, отца лейтенанта. В первые годы советской власти, провозгласившей равенство всех наций, отделившей церковь от государства и уравнявшей все вероисповедания, в ряды чекистов хлынул поток униженных в годы царизма национальных меньшинств: латышей, поляков, евреев.

Они были преданы новой власти до мозга костей, но православную культуру воспринимали как нечто чуждое или даже враждебное им.

Потом «на работу» в ЧК потянулись прикрывавшиеся революционной риторикой, но искавшие своей выгоды преступные элементы и люмпен-пролетариат. Для них уже любая культура представлялась чем-то чуждым, непонятным.

Идейных чекистов с «холодным умом и чистым сердцем» тогда можно было перечесть по пальцам.