Заповедь

Практика моя состояла из трех этапов: сперва я должен был находиться при отделе информации, затем у промышленников и завершить у сельхозников.

Журналистская работа тем хороша, что не дает ни минуты покоя.

В коридоре редакции я столкнулся с бывшей одноклассницей Веруньей, пришедшей к мужу. Она-то и вывалила на меня ворох новостей:

— Слышал? Борис теперь в обкоме партии. Инструктором взяли, отвечает за воспитание, подбор и расстановку кадров. Все перед ним лебезят, все стремятся ему угодить... Квартиру ему дали: четырехкомнатную!.. В престижном сером доме!..

— Так-то и четырехкомнатную? — не поверил я.

— Четырехкомнатную! — возбужденно взвизгнула она и добавила: — У него же уже двое детишек: после дочери еще и сын родился... А старую квартиру оставили родителям Лены... Вот как ценят нашего Бориса Кетоева!.. Надо бы навестить его. Не забыл же он друзей своего детства!.. И тебе стоит возобновить с ним знакомство. Глядишь, и тебе поможет перебраться в квартиру со всеми удобствами. Ты ведь все еще в той каморке обитаешь, с туалетом и водопроводом во дворе?..

***

Хрущевские иллюзии о кукурузе, которая как по мановению волшебной палочки приведет страну к изобилию продуктов, а в конечном счете и к коммунизму, все более охватывали общество, и это тут же отражалось на нас, журналистах, на которых партийные вожди смотрели как на проводников своих идей. И хотя в Осетии особо рекламировать чудодейственные качества кукурузы не было надобности, ибо это зерно испокон веков почиталось горцами, и даже герои знатного сказочного рода нартов силу свою, как известно, получали благодаря богатырскому нартхору, и нашему редакционному отделу сельского хозяйства, как и всем республиканским и областным газетам, дали дополнительную штатную единицу. Как раз на эти цели.

Встал вопрос, кем укрепить отдел. Сотрудники газеты отбивались, как могли, от этой чести, ибо освещение аграрных вопросов требовало постоянных разъездов по полям, а при транспортных неурядицах тех лет и бездорожье одним-двумя днями командировки не ограничивались. Редактор никак не мог остановить выбор на ком-то. И тогда он принял соломоново решение: на два месяца прикрепить к отделу сельского хозяйства практиканта.

В отличие от уставших от вечных командировок пожилых коллег, я ездил много и охотно, побывал в самых труднодоступных местах Алагирского и Дигорского ущелий. Мне нравилось встречаться с людьми, выслушивать их мнения и жалобы, давать со ссылкой на них убедительные, как мне казалось, проблемные корреспонденции, зарисовки и очерки.

Бесило, что в бригадах и на фермах, зачастую удаленных друг от друга на сотни, а то и более километров, встречались одни и те же недостатки, о которых неоднократно писал и я, и еще многие газетчики до меня.

Начались осложнения на службе. Я начал избегать заданий редактора, в соответствии с которыми должен был делать анализ поступательного движения нашего общества вперед к прогрессу, доказывать, что контуры будущего светлого здания, которое мы общими усилиями успешно возводим, все явственнее видны... Эти материалы получались у меня рыхлыми, неубедительными, я слабо оперировал фактами... Я стал замечать, что меня больше интересуют не цифры, не трудовые показатели, а жизненные ситуации, в которые попадали мои герои, их судьбы. Мне доставляло удовольствие часами выслушивать жизненные истории.

Глава 52

Мурат решил съездить вместе со мной в Ногунал, мол, давно там не был, пора навестить брата и земляков.

Лучше бы он не затевал этой поездки! Она угнетающе подействовала и на него и на меня.

А началось все так хорошо... Мы автобусом добрались до Ногунала...

— Автобус уже стал ходить в село! — не замедлил отметить Мурат, радуясь еще одному доказательству перемен в жизни.

Он глядел в окно на мелькающие поля и внезапно попросил водителя высадить нас. Автобус ушел в аул, а Мурат, приложив ладонь к глазам, всматривался в даль, туда, где шелестело колосьями налитой пшеницы поле. Был он в хорошем настроении. И на то были свои причины. Ну, во-первых, вчера он получил письмо от Руслана. Во-вторых, утро выдалось на редкость ярким, а небо — безоблачным. И, в-третьих, боль в боку, так часто последние месяцы беспокоившая его, исчезла. Просто так — взяла и исчезла...

Солнце пекло нещадно, и Мурат решил идти по лесополосе, посаженной семь лет назад. Деревья в шесть рядов тянулись с самого дальнего участка колхоза — от озера до окраины Ногунала. Мы неторопливо направлялись к аулу, наслаждаясь прохладой тени, свежестью воздуха, вслушиваясь в шелест листьев и пение птиц. Дышалось легко, ноги шли сами собой. Вышли к плантации овощей, раскинувшейся по восточную сторону лесополосы. Она поразила яркостью щедро рассыпавшихся по всему полю помидоров. Ничто не говорило о беде, но, пройдя вдоль крайнего ряда, Мурат ахнул.

Ноги вязли в мягкой, отдающей паром вчерашнего дождя земле. Мурат торопливо согнул спину, уперся глазами в красные плоды... Так и есть!..

— Переспели?! — не веря своим глазам, спросил он у меня.

Добравшись до крайних жилых домов, Мурат сказал мне: