Чаба, беззвучно смеясь, ушла. А Зарема вернулась к своим мыслям... Интересно, как будет меня сватать Таймураз? Асланбек сам придет или пришлет Батырбека? Сам, конечно, сам! Чтоб не отказали. Он будет сидеть вместе с отцом в гостиной, а я спрячусь от них в дальнюю комнату и буду ждать, когда позовут. Мать вручит блюдо с пирогами, небрежно, чтоб я ничего не заподозрила, скажет: занеси и поставь на стол. Я тоже скрою, что поняла, к чему это. Когда войду в гостиную, все умолкнут. Конечно, никто меня ни о чем не спросит, потому что неприлично. Я поставлю три пирога на стол и выйду, не посмотрев им в лицо, как положено... Но если я не взгляну на них, то я не буду знать, договорились ли они. Я не выдержу! Надо будет незаметно бросить один-единственный взгляд, чтобы определить. Уж я постараюсь подготовить мать, чтобы убедила отца не противиться. Он может. Из-за Тотраза. Конечно, отец не захочет сделать меня несчастной. Он же любит меня! Я так и скажу матери: никто другой, кроме Таймураза, мне не нужен. И я в самом деле ни за кого не пойду, если откажут ему. Не откажут! Слышишь, Таймураз, не откажут! Поскорее посылай сватов. Как заговорит со мной, я сразу намекну: смотри, чтобы никто меня из-под твоего носа не увел... Нет, сразу неудобно, пусть он сперва скажет, что любит меня... А вдруг не скажет? Тогда мне самой? Так и говорить: присылай сватов! А если он скажет, что любит меня, а я отвечу, что я тоже люблю, нужны ли тогда будут сваты? Как это бывает?
— Нана, ты сказала отцу, что любишь его, и он прислал сватов?
На этот раз Дунетхан посмотрела в лицо дочери, усмехнулась:
— Когда рядом мужчина — горянка головы не может поднять.
— А как ему дать понять, что любишь? — спросила Зарема.
— Не зря отец называет тебя джигитом, — озабоченная ее смелыми суждениями, укоризненно сказала мать. — Мысли у тебя не девичьи. Как мужчина рассуждаешь. Женщина всегда должна ждать. Ждать, пока ее кто-то заметит. Ждать, пока сосватает. Ждать, пока муж на пиру сидит... Сколько веков существует женщина, она всегда чего-то ждет, — Дунетхан глубоко вздохнула, неожиданно добавив с горечью: — А счастье не приходит...
Смутная догадка мелькнула у Заремы, и она попыталась заглянуть в глаза матери, но Дунетхан низко нагнулась над столом так, что лица ее не было видно, глухо произнесла:
— Отец твой и не спрашивал меня. Послал сватов — и все! И мой отец не спрашивал: отдал — и все!
Конечно, она и раньше слышала, что такое случается. Но сейчас, когда она думала о себе, вся нелепость и жестокость подобного сватовства ужаснули ее.
— Почему у Земфиры никто не спросит, хочет ли она за Ирбека? — воскликнула Зарема, и ее возмущение вылилось в крик. — А я так не хочу! Не хочу!
— Тише! — одернула ее Дунетхан и бросилась к дочери. — Тише!
Они несколько минут сидели, тесно прижавшись друг к другу, и Дунетхан чувствовала, как крик отчаяния и протеста отдавался дрожью по телу дочери. Это был так хорошо знакомый ей трепет раненой косули, у которой остался один выход: покорно ждать, что с ней сотворит охотник: возьмет ли на руки и понесет домой, чтобы выходить, или тут же перережет ей горло...
Дунетхан стала наставлять дочь:
— Женщина три раза умирает: когда рождается женщиной, когда замуж выходит и когда ее на кладбище несут.
— Пусть моим мужем будет тот, кто мне нравится, — непреклонно заявила Зарема.
Наивная, она молила дать ей в мужья Таймураза. Лучше бы она не выпрашивала его у судьбы!
— Молись Богу, — сказала Дунетхан дочери. — Смилостивится — поможет, — голос ее дрогнул, и она произнесла с болью, которую дочь никак не ожидала услышать от нее: — Да не всех он слышит! Ой не всех!
Зарема озадаченно склонилась к матери, участливо заглянула ей в глаза:
— Ты любила... — голос ее увял до шепота, — не моего отца?
Дунетхан упорно прятала свое лицо от дочери.
— Ты плачешь? — догадалась по вздрагивающим плечам матери Зарема.
И тут Дунетхан рассердилась: вокруг веселятся, произносят тосты, танцуют, а эта быстроглазая, шустрая девчонка заставила ее плакать! Нет, старое не должно возвращаться и будоражить душу. Прочь, прочь воспоминания! Она давно уже не девчушка пятнадцати лет. Жизнь ее бежит под уклон горы. Ей ли ворошить прошлое? Еще внесет смятение в душу дочери. Дунетхан незаметно попыталась вытереть слезы фартуком, сердито оборвала дочь:
— Не те разговоры ведешь. Совсем не те! Мы с твоим отцом ладно прожили. Я ему детей дала, — и, видя, что Зарема хочет ей возразить, жестом остановила, попросила: — Молчи, доченька, молчи. Масло взбивай... — но минуту спустя сама возвратилась к прерванному разговору. — Выкинь из головы глупости. Время придет — и тебя отдадим замуж. Нарожаешь кучу детей... Будешь ждать своего по ночам...
— И нет! — вырвалось у Заремы.
— Будешь! — безжалостно заявила Дунетхан. — Одним желанием пашню не вспашешь... Должна знать, доченька, что жизнь твоя будет полна ожидания. Куда ты денешься от этого?
И понесла на кухню нарезанную траву, оставив Зарему растерянной. Она не знала, кто виноват, но ведь все это страшно. И у Заремы навернулись слезы.
***