Запоздалое признание

Каждый раз – будто смерть не видал до сих пор ты!..
Тело мамы, отца, и сестрицы, и брата…
Ваши образы в памяти ныне затерты,
Погибаете вновь, как погибли когда-то.

Вот уже не увижу сестринской улыбки,

Не увижу, как падает на половицы;
И с невнятною речью, изорванно-зыбкий,
Угасающий брат мой мне торопко снится.

Похороненный – вновь умирает в могиле!

Вы на небе рисуетесь мне филигранью,
Так былому вразрез, так сродни умиранью,
Будто не было вас – никогда вы не жили!

Ничего не бывало! Не будет иначе!

Я был в одурь влюблен! И, спасаясь от хвори,
Ныне болен я верой в могущество плача!
Но закончатся слезы! Умрет мое горе.

Ты, о Ночь, всеребряясь в небесные грады,

Если хочешь излить свою темную стужу,
Ударяй меня в грудь, ударяй без пощады!
Ибо я – человек, и тебя передюжу!

Чья другая тоска – меж ладоней потонет?

Кто лишится лишеньем таким же всецелым,
Как лишен человек, у которого в белом
Свете нет ничего – ничего, ничего нет?

Вифлеем

От сна к другому сну очнулся я. К размету
Звезд на ресничинах. И мне хотелось тоже
С Волхвами выйти в мир, не схожий ни на йоту
Со всеми этими. Ни йотою не схожий.

Бегу я в мрак, бегу! Мне догонять их надо,

Хоть зло стоит овамо, поджидает семо.
Уже я вижу выгон, дремлющее стадо
И блики в богослепых окнах Вифлеема.

Передо мной вертеп. О плоть земная, ну же! —

Я буду там сейчас – иль никогда не буду.
Пастух под валуном похрапывает вчуже
К звезде над Вифлеемом, к будущему чуду.

А где ж Волхвы? – «Их нет. Кто всматривался в тени,

Твердит, что и они, и ладан их, и мирра
За поворотом тем, где выходы из мира,
Испорошились в пыль. Не боле и не мене».

А где Мария? – «Нет. Ступай вопросы эти

Ты небу задавать и задавать могиле».
А где же Бог? – «Давно, давно похоронили,
И молвят, что Его и не было на свете».

А Магдалина где ж? – «Смертям смотрела в лица

И даже мой пинок заметила едва ли.
Иди просись туда, где раньше привечали!»
Но не к кому идти – и некуда проситься!

По смерти