Я пошел вдоль берега по влажной земле. Казалось, моргни еще раз, и хижина пропадет. Но она никуда не делась. Я вышел к ней с той же стороны, с какой и мы с Фрейзером, когда возвращались с охоты. Даже арбузная грядка оказалась на своем месте: немного заросла, но явно выделялась в лунном свете. Справа в озеро выдавался пирс, к которому был привязан плоскодонный ялик. Носом к воде, как я всегда его оставлял. Мне до чертиков захотел крикнуть — проверить, не выйдет ли, пошатываясь, из хижины Фрейзер с кружкой пива в руке...
Я достал маленький пистолет и зашел к хижине с другой стороны. Я приближался к ней, готовый упасть ничком или выстрелить первым. Метров за пятнадцать до хижины я лег на землю и стал следить за окнами. Так прошла четверть часа. Ничего не происходило, только жужжали над головой комары, словно желая убедиться, что я не призрак. Часть строгой вычислительной машины, которой был разум Дрейвека, говорила, что я рискую и трачу время, вороша листья увядших гардений прошлого. Зато другая часть плевать на все хотела. Это было мое прошлое, часть моей жизни, которую я помнил. Странные типы вроде Джесса, жуткие трущобы, которые они называли дном, хищные корпорации вроде «ВЕЧИНКОРПа» стали казаться чем-то вымышленным, порождением воспаленного ума.
Я встал и подошел к хижине. Если бы ее кто-то застолбил, он бы все равно уже засек меня — ползи я или крадись. Но из хижины никто не выскакивал и не светил мне в глаза фонариком. Я обогнул хижину и услышал, как у воды мычит лягушка — бык, словно настоящая корова. Слева от двери в стене было окошко. Я заглянул в него и не увидел ничего, кроме лунного света. Дверь открылась сразу, без возражений. Только петли скрипнули, но они всегда скрипели.
Внутри все было по-прежнему: все та же пыль на полу и сажа над камином. Спрятав свой игрушечный пистолетик, я принялся обыскивать домик. Час спустя небо на горизонте посерело, а я, перевернув все вверх дном, так ничего и не нашел. Сидя на кровати, я играл желваками. «Напряг мозги, — уговаривал я себя. — Именно этого ждал от тебя автор записок. Он ведь так и сказал: доберешься сюда, сразу поймешь, где искать».
Вообще-то, тайник из хижины никакой. Домик из тонких досок, прилаженных взакрой. Внутри ничем не обшит, видно все гвозди и стропила. На столе посреди комнаты стоит единственный сервиз, в нем — несколько щербатых тарелок и чашек. В камине — ворох золы и головешки. В отгороженном санузле — только все необходимое; смывной бачок тоже не хранит тайн, как и труба слива. Под полом тоже я тайников не устраивал. Секретный ящичек в задней стенке сейфа в моем рабочем кабинете — лучшее, на что хватило моего конспираторского таланта.
Сквозь шторки в красно-белую шашечку — их повесила одна из временных подружек, решившая, что они соответствуют «лесному духу», — проникал бледный свет. Я вышел из домика, взглянул на озеро... и все понял.
15
Через десять минут я отыскал этот пень. Разгреб залежи листьев, разрыл твердую землю и наконец, среди корней, отыскал бутылку. Этикетка давно сгнила, вместо металлической завинчивающейся пробки оказалась плотная восковая затычка, но бутылка была та самая. Посмотрев бурое стекло на свет, я разглядел внутри белый клочок.
Во рту пересохло, руки слегка задрожали, однако я ощущал ту сверхъестественную сосредоточенность, когда после долгих дней предвкушения наконец наступает долгожданный момент. Пробку вытащить не получилось, и тогда я просто отбил горлышко и достал записку. Скрученный клочок бумаги, и на нем два слова:
ПЕЩЕРА ПУМЫ
16