Запрещенная Таня

— У меня осталась одна фантазия. Научить женщину сверху спиной ко мне. Это открывает огромные возможности. Широчайшие я бы сказал.

— Ну, широчайшие возможности открываются скорое всего если встать раком, — хмыкнула Татьяна.

— здесь дело такое сначала сверху спиной, — развил свою мысль Миша, — а потом уже приучит пятки чесать.

— Мудрено.

— А то. Но граждане женщины все еще отказываются. Говорят, что упирается член не туда и не в то.

— Или чесать пятки отказываются, — засмеялась Татьяна, — подай, пожалуйста, папиросы и пепельницу мой фантазер.

Миша вылез на холод, схватил папиросы, спички и пепельницу, после чего быстро нырнул к Татьяне.

— Не, про пятки мы еще не говорили, — сказал он, — то второй этап. Когда до него дойдем тогда и погрешаем все проблемы, как чесать и сколько.

— То есть надежда еще осталась? — Татьяна достала папиросу и постучала ее о коробку.

— Надежда да, а вот вероятности уже нет.

— Ты говоришь это, как будто я соглашусь на такое дикое извращение, как чесать твои грязные пятки.

— Но ты соглашаешься и не такое, — Михаил игриво шлепнул ее по животу.

— Э, нет, — она затянулась дымом, — одно дело это забавляться с ним. Это интересно и мне приятно слышать, как ты скулишь и стонешь. А совсем другое, твои пятки, которые тебе придется оттирать года три после победы. Сейчас с мылом такая напряженка, что пятки ты отмыть не сможешь. А я грязные пятки чесать не буду.

— Мыла нет, это верно, — вздохнул Миша.

— Ну вот, — Татьяна затянулась глубже, — а ты уже и по-напридумывал всего разного.

— Зато они кормят этого огромного бегемота, — зло сказал Миша.

— Ты думаешь, он еще жив? — поинтересовалась Татьяна.

— Да, живет. Его регулярно поливают теплой водичкой, смазывают каким-то глицерином, чтобы не сохла кожа, а кормят его по особой ведомости, как бюрократов обкома. Я это несколько раз слышал. Из Москвы говорят корм специально ему везут. И этот самый глицерин.

— Надо же, — вздохнула Татьяна, — бегемот как символ сопротивления ленинградцев. Если это не театр абсурда, то я вообще не понимаю, что это. Умираю дети и жиреющий гиппопотам.

Миша улыбнулся:

— Вчера мне особист с работы сказал вот, что. Говорит все плохо стало. Раньше в октябре, ноябре приходишь к бабе, банку тушенки на стол, а она как ее видит так раком и встает. А теперь сосем не то.

— Что не то? Бабы раком не встают? — ухмыльнулась Татьяна.

— А то. Бабы-то остались, да в таком виде, что сам ее не захочешь, — охотно пояснил Миша, — он какую-то свалил. Та и не сопротивлялась. А потом ему сказала, что он ей понравился — волосы у него мясным борщом пахли. Говорит теперь до победы, пока они опять жир не нагуляют. А тогда и тушенка так не подействует.

— Пусть успокоиться твой особист, — сказала Татьяна, — тушенка на баб еще долго будет действовать. После этой войны на баб много, что будет действовать. Мужиков настолько мало останется, что бабы еще сам тушенку ставить будут.

65

Танюша захлопнула крышку ноутбука. Не имело смыла сидеть перед белой страницей, на которой уже давно должны были проявиться буквы, предложения, фразы и абзацы.

Все изменило и понятно стало не только непонятным, но и противным. Казавшаяся светлой и простой Бертольц становилась все более сложной, но главное все более и более противной. Вместе с ней противной становилось и время. Но почему становилась противно и ее Танюшина жизнь. Как-то очень быстро она начала понимать и время и цену времени, в котором жила. Попытка соотнести себя с той давно умершей женщиной стоила очень дорого.

Танюша посмотрела в окно, за которым были вульгарные, не привычные московские панельки. Павлик вчера снова звал гулять. Танюша бестолково передвинула по столу ноутбук, томик стихов Бертольц и лист бумаги. Нет, работа не шла. Вспоминая Павлика она подумала — сколько стоила советская женщина. Как это было в самой целомудренной эпохе?

Сейчас наверно хотелось закурить. Но Танюша никогда не курила, а Бертольц курила причем папиросы, крепкие и ядреные. При этом прожила больше шестидесяти, как и дед Танюши, который не курил, но прожил столько же.

Танюша толкнула томик стихов Бертольц по стеклу, хозяйственно закрывавшему крышку стола. Сколько стоила советская женщина, и сколько стоили тогда люди?

Сейчас все понятно. Ты стоишь столько сколько тебе платят. Во всяком случае, так гомонят из популярных СМИ. Цена разная и на разный товар. Скажем в магазинчике хозяин может накинуть десятку в месяц за шальной минетик. Впрочем, для большинства приезжих притягательно иное: московская прописка и комнатка на окраине мегаполиса.

Нет, есть, конечно матерые, с хорошей настоящей грудью, накачанные задницами и набитыми в раже перевернутыми татуировками на спинах. Интересы таких больше — как минимум насосать на БМВ М — 5. Да они и не стесняются этого. Сейчас везде и всюду услышишь, что были люди в наше время: в 30 — е, 40-е, 50 — е и далее, а вот сейчас дураки и шлюхи. Но и это все было бы слишком просто. И слишком наивно. И слишком глупо. Иначе говоря — пусто.