Запрет на любовь

— Ну пойдем, Бажов Тимур Настырович, — теперь уже не таясь хмыкнул Андрей Вячеславович.

— Её раньше часто навещали, а теперь, — умолк, пока шагали по коридору, — теперь, раз в месяц. И то, глянут, живали ли, есть ли улучшения, проверят по оплате счета и всё! — не жаловался, просто информировал.

— Доровский? — не то чтобы спрашивал, так пояснить, что в курсе.

Андрей Вячеславович глянул на меня косо, но не ответил.

— В этом месяце проверка уже была, но всё равно нужно быть предельно осторожными.

— Я бы не назвал её случай критичным, но если у пациента нет смысла к жизни, нет опоры, поддержки, — мы дошли до кабинета Андрея Вячеславовича, — ей не выбраться из своего Ада, а туда она себя загнала сама. По-первости хотя бы ходила, ела, говорила, а теперь…

— Я хочу знать, что с ей случилось, — уже в кабинете.

— Боюсь… — тяжко выдохнул Никоненко.

— Без этого, я не знаю, куда двигаться, чтобы не навредить. Что можно говорить, и как можно себя вести…

— Но если вы были знакомы… и хорошо, — выделил значимо, намекая на близость, — у вас своё прошлое, и мне кажется лучше опираться на это.

— Хе*я, — мрачно обронил я. — Мы с ней, — запнулся… — многое у нас было и… не всегда гладко. Я чертовски сложная, упрямая и закрытая. Поэтому мне нужно знать точно, что случилось. Я не хочу перейти черту ЕЮ допустимого!

Никоненко мрачно жевал губы и задумчиво смотрел перед собой.

— Люблю я её! — не сразу понял, что опять голос подал. Вроде мысль жужжала, черепушку таранила. Так ведь она давно со мной. Часто беспокоила, но я не озвучивал этого.

Андрей Вячеславович на меня глянул косо и я кивнул:

— Так люблю, что давно не живу. Позвольте мне её спасти, чтобы вернуться к жизни.

— Однажды я узнал, что мой сын сидит на игле, — тихо пробормотал Никоненко. — Это стало неожиданностью. Я искал разные методы излечения: навязывал, заставлял, уговаривал. Сражался за него, но, к сожалению, проиграл. Это было ударом. Я нашёл спасение в работе. Но так погрузился, что поздно заметил, что и жену потерял. Она много пила, как бы я это не пытался отрицать. Пила и меня винила в смерти сына. Я не слышал её, потому что мне было так легче. Она вышла из окна, — коротко помолчал Лектор. — Так что я… тот самый специалист, кто занят бедами других, но при этом не смог спасти самых важных людей в своей жизни, — ему тяжко давалось признание. — Я знаю, что такое любить. Я знаю, что такое терять. Мне известно, что такое одиночество. И я знаю, что такое… боль… — опять задумчиво помолчал. — Я не могу вам дать её личное дело, — ровно отозвался заведующий, глядя в упор.

Встал, прошёлся до высоких шкафов с большими ячейками. Одну приоткрыл:

— Но у меня обход… — Надел белый халат. — Я вас жду в зале, — и с тем же спокойствием вышел из кабинета.

Дверь захлопнулась, я несколько секунд смотрел то на дверь, то на шкаф, а потом точно с пинка, бросился к выдвинутому ящику.

Перебирал папки с инициалами, пока не наткнулся на Алиину.

Вытащил, распахнул.

Глава 7

POV Тимур

Водные данные пролистал, бегло глазами прыгая по строчками:

Поступила…

Диагноз…

Дело…

Чем больше читал, тем больше к горлу подкатывал ком.

Лия попала в больницу после жестокого изнасилования. Наркотики, избиение до полусмерти… По выходу из реанимации, она предприняла попытку суицида, после чего Алию определили в частную клинику Никоненко.

Подробностей не нашёл, но себе сделал пометку: знакомого потрясти.

Я захлопнул папку. Сидел в прострации какое-то время, а потом отыскал записи по лечению и наблюдениям.

Но что интересно, Алия мужчин не сторонится, а часто жертвы насилия остро реагируют на тот пол, который причастен к жестоким действиям по отношению к жертве.

Значит, её нежелание вернуться к реальности, не из-за насилия…

Я встал. Убрал панку обратно и покинул кабинет, надев белый халат, оставленный, как понимаю, для меня Никоненко. Его встретил на первом посту. Лектор меня представил как практиканта и выписал пропуск на одно отделение, в котором лежала Алия.

Я остановился за дверью в игровой зал, где уже были пациенты. Алия в том числе. Сидела, как и в прошлый раз напротив окна.

Я не сомневался, но прежде чем подойти, собирался с мыслями.

А потом решился и посмотрел ей в лицо… в глаза, но она меня словно не замечала — глядела отстранённо… куда-то сквозь…

— Привет, — брякнул, хотя не знал, как вообще уместно начинать беседу с человеком в подобном состоянии.

Жадно выискивал хоть какую-нибудь реакцию, но Алия по-прежнему смотрела в одну точку.

— Прости, что так ступил, был слеп и глух, — сглотнул сухость. — Прости, что бросил, — опять перевёл дух. — Прости, что так долго… — было сложно говорить, потому что мысленно вертеть разговор, и звучать в реальности — разные вещи. — Но я вернулся. Я тебя нашёл, — присел на корточки и робко взял её за руку. Холодную, бледную…

Мне захотелось её немедля отогреть, как когда-то. Не думая, что делаю, поцеловал маленькую ладошку, а потом подул и зажал в своих:

— Я же обещал, что всегда буду тебя согревать, — улыбнулся глупому обещанию, брошенному когда-то.