Запретная королева

– И меня влечет к вам, – призналась я. Я хотела вытереть слезы со щек, но задела ранку и вскрикнула от боли. – Мне не следовало плакать.

– Вы прекрасны, даже когда плачете.

– Вы тоже прекрасны.

Оуэн Тюдор рассмеялся и протянул мне руки.

– А еще я очень практичен, как верно заметил ваш духовник. Я организую День святой Уинифред и найду на это деньги. Вы позволите мне заодно решать и ваши личные проблемы? И подарить вам счастье?

Он улыбался и, казалось, говорил шутливо, но я понимала, что этот миг будет иметь огромные последствия. От того, какое решение я сейчас приму, зависит, по какой дороге я пойду в дальнейшем. Сможет ли Оуэн Тюдор придать мне сил и дерзкой храбрости, чтобы удержать в руках счастье, которое он мне предлагал? Если я сделаю этот шаг, возможности отступить уже не будет, однако на этом пути я буду не одна. Я внимательно посмотрела на протянутые ко мне руки: эти широкие мужские ладони с длинными крепкими пальцами показались мне в высшей степени убедительными.

Я закрыла глаза, позволив своему сердцу и сознанию погрузиться в созерцательную тишину, наполнившую меня великим покоем. И я приняла решение.

– Да. О да!

Оставив в покое молитвенник, я взяла Оуэна за руки. Его теплые ладони крепко сжали мои пальцы, как будто он решил больше никогда меня не отпускать.

– Я хочу быть с вами, Оуэн Тюдор.

– Значит, так и будет, – пообещал он. – Мы с вами будем вместе. Вы навек станете моей возлюбленной. Здесь и сейчас я даю торжественную клятву, что никогда, до самой могилы, не позволю нас разлучить.

И здесь, в этом святом месте, где в воздухе еще витало благословение отца Бенедикта, сомнения оставили меня. Я крепко схватилась за руки Оуэна, а он притянул меня к себе и нежно коснулся губами оцарапанной щеки.

– О, простите меня, простите, – пробормотал он.

– Уже простила, – шепнула я в ответ. – Я готова идти за вами, Оуэн Тюдор, хоть на край земли.

– А я буду охранять и защищать вас.

Я на миг прильнула к нему, положив голову ему на грудь.

– Но если для этого мне нужно обнажить перед вами свою душу, я должна признаться еще в одном грехе.

– Еще в одном? Да сколько же грехов могла совершить эта прекрасная Екатерина?

Его лицо озарилось ироничной улыбкой, а я высвободила руку и сунула ее в складки своего рукава.

– Я оставила себе вот это. – Я подняла открытую ладонь, на которой лежал серебряный дракон.

На лице Оуэна промелькнуло странное выражение.

– Так вот он где, оказывается! – Он взял у меня фибулу и погладил большим пальцем потертое резное изображение. – А я уж думал, что потерял его, – и очень жалел об этом. – Оуэн с недоумением взглянул на меня. – Зачем вы оставили его у себя?

– Потому что хотела иметь какую-то вещь, которая принадлежит лично вам и которую вы цените. Я не украла ее, – заверила я его. – Я собиралась вернуть ее вам, потому что, как мне показалось, она представляет для вас большую ценность.

Оуэн по-прежнему разглядывал фибулу у себя на ладони; я подумала, что в том, как пасть дракона заглатывает хвост, есть какая-то особая эксцентричная красота.

– Я действительно ценю его. Вы даже не представляете насколько. – Нахмурившись, он приколол фибулу к моему корсажу. – Вот. Здесь этот дракон смотрится просто замечательно.

– Нет, не нужно. – Я вдруг вспомнила другое украшение и другие времена.

Я не должна была принимать этот подарок.

– Я хочу этого. Валлийский дракон защитит вас от напастей. И нет на свете никого более достойного обладать им, чем женщина, которую я люблю.

Тут Оуэн Тюдор очень нежно поцеловал меня в губы, и это тронуло меня до глубины души.

Из часовни мы вышли вместе на пронизанное солнечными лучами закрытое пространство клуатра[40] Хорсшу; то, что мы только что сделали, что пообещали друг другу, образовало между нами незримую восторженную связь. Но длилась она недолго: в один миг все рассыпалось в прах. Изящные арки этого обычно спокойного места стали свидетельницами шумной ссоры, заставившей нас остановиться и растерянно посмотреть на компанию молодых людей, ранее присоединившихся к моей свите ради оттачивания навыков владения оружием – в компании моего сына и под зорким наблюдением Уорика и королевского оружейника. Ватага эта была возбужденной и задиристой, как и положено молодым людям, переполняемым энергией. Вот и сегодня тихий двор оглашали их громкие крики, проклятья, взрывы грубого хохота. Противники успевали обменяться ударами, после чего мелкие стычки затихали.

Но затем послышался опасный лязг стали – из ножен выхватили меч. Это была уже не учебная схватка под строгим взглядом Уорика, а вспышка необузданного гнева в пылу неразрешенного спора. В мгновение ока от обмена оскорблениями ссора перешла к опасной конфронтации; в неумелых руках заблестели клинки. Двое парней уже кружили друг возле друга с мечами наголо, а окружившие их приятели подзадоривали их свистом, насмешками и язвительными колкостями. Выпад, столкновение, крик боли… Умения у парней было маловато – оба были слишком возбуждены, но наскакивали друг на друга так неистово, будто действительно хотели уничтожить соперника.