Она выглядела очень элегантно – белоснежные седые волосы были уложены в аккуратную прическу, складки упелянда богато украшены искусно вышитыми вставками, на шее и запястьях сверкали дорогие ювелирные украшения с драгоценными камнями, – однако ее пальцы были скрючены, словно птичьи когти, плечи не гнулись, и каждое движение, судя по всему, причиняло мучения, из-за чего ее лоб болезненно морщился. Несмотря на испытываемый дискомфорт, мадам Джоанна приветствовала меня улыбкой и изучающим взглядом проницательных серых глаз. Под музыку за бокалом вина Глостер и епископ Генрих попытались скрасить ее однообразное существование рассказами о новостях придворной жизни и комментариями о том, что Генрих сейчас делает во Франции.
Выслушав все это, мадам Джоанна вдруг заявила тихим властным голосом:
– Я желаю поговорить с Екатериной.
Когда же герцог и епископ послушно удалились, оставив нас наедине, она добавила:
– Сядьте рядом со мной. Я надеялась на то, что вы приедете меня навестить.
Я подошла и опустилась на стоявшую возле нее скамью.
– Я ничего не знала, миледи. – Даже для моего собственного слуха эти извинения прозвучали довольно жалко; сцена вышла ужасно неприятной. – Я даже не догадывалась, что…
– Что я пленница, – с обескураживающим самодовольством закончила за меня мадам Джоанна неловкую фразу.
– Генрих сказал, что вы сами выбрали тихую жизнь в уединении.
– При данных обстоятельствах я бы, наверное, так и сделала. – С легким
– Госпожа Уоринг сказала мне… – Я просто не могла произнести вслух столь ужасные слова.
– Что меня обвинили в колдовстве. – Мадам Джоанна нахмурилась, как будто эта горькая фраза причинила ей боль. – И это правда. Я осуждена. Вы верите этому?
– Не знаю. И не думаю, что в это верит Глостер. Или епископ Генрих. – Я не могла не обратить внимание на то, с какой любовью и почтением они оба относились к вдовствующей королеве.
– А я думаю, что и Генрих в это не верит, – сухо добавила мадам Джоанна. – Но ему понадобилась моя уязвимость.
И снова я от удивления не знала, что сказать.
– Но почему?
– Разумеется, чтобы он мог конфисковать доставшиеся мне после смерти мужа земли и доход.
Это откровенное объяснение меня поразило; но еще больше меня впечатлило то, как спокойно она об этом говорила.
– Для того чтобы продолжать войну с французами, Англии требовалось все золото, какое только можно было найти. И самым простым способом получить его было присвоить мою вдовью часть наследства. Но как наложить на нее руку? Да очень просто! И Генрих обвинил меня в том, что я хотела лишить его жизни с помощью некромантии.
– Но это же подло!
– Не могу с вами не согласиться. Но знаете что? Я так и не предстала перед судом. Меня незаконно осудили, а потом еще два года держали под стражей то в одном замке, то в другом…
Для меня это было уже слишком: я просто не могла этого постичь.
– Я не верю, что Генрих способен на такое.
– Как долго вы с ним живете? Неужели вы еще не поняли, что он может быть безжалостным? – Улыбка мадам Джоанны и ее вкрадчивый голос кололи не хуже острия отточенного меча. – Как вы думаете, откуда он взял деньги на недостающую часть вашего приданого?
Если прежде я была в ужасе, то теперь меня охватила паника – в это невозможно было поверить. Это было ошеломительное разоблачение, полностью уничтожавшее доставлявшие мне наслаждение иллюзии о том, как Генрих на самом деле ко мне относится.
Чтобы компенсировать недостающую часть моего приданого в золоте, Генрих обеспечил меня громадной, в моем представлении, суммой на расходы в сто тысяч марок[27]
золота ежегодно, а также подарил мне земли и поместья, особняки и замки, отведенные для моего личного пользования. Он позаботился о том, чтобы я не выглядела нищей просительницей, и тогда я восторгалась его щедростью и великодушием. А теперь узнала, что все было сделано за счет этой дамы с трагической судьбой!– Мое наследство пошло в ход, а я буду находиться в заточении до тех пор, пока Генрих не решит меня освободить. – Мадам Джоанна скорбно опустила подбородок и снова слегка поморщилась от боли. – Не уверена, что смогу когда-нибудь его простить.
Я не нашла, что сказать, чтобы как-то смягчить свою вину и утешить мадам Джоанну. Ее положение было весьма прискорбным.
– Мне очень жаль. – Это было все, что мне удалось придумать.
– Вам-то о чем жалеть? Не вы же все это устроили. Генриху нужно было пополнить ваше приданое, а мое наследство было вполне очевидным источником таких средств. Ваш супруг – всего лишь человек, стремящийся использовать собственность предков, чтобы обеспечить величие Англии, – продолжала мадам Джоанна. – Война с Францией и победа англичан – единственное, что его заботит.