Запретная королева

– По словам гонца, все так же осаждает эту трижды проклятую крепость Мо, – сообщила мне Алиса. – Если и существует змеиное гнездо дофинистов, оно находится именно там. Для Англии эта крепость будто заноза в мягком месте. Все это напоминает о том, как мы сначала потеряли Авранш, а потом вновь его взяли. Довольно назойливая проблема…

И все эти досадные неприятности доставляет Генриху член моей семьи. Даже находясь вдалеке от мужа, я отчетливо представляла себе глубокую озабоченную складку у него между бровей. В конце концов обряд моего очищения прошел без особых торжеств, и я сама поставила свечи на алтарь Девы Марии. Молитвы были прочитаны должным образом – подозреваю, что подаяние нищим тоже раздали исправно. Генрих всегда отличался пунктуальностью и продуманностью действий.

После окончания затворничества я осталась в Виндзоре и написала мужу:

Милорд,

ваш сын здоров и крепок. Сегодня ему исполнилось три месяца. У него есть золотая погремушка, которой он стучит по стенкам колыбели. Он также грызет ее, так что, по-видимому, скоро у него появятся первые зубы.

Ваша любящая жена,

Екатерина.

А что же мой супруг? Ответа я не получила. Я подробно рассказывала Генриху о жизни сына, муж же не слал мне ни слова в ответ. Я догадывалась о его стремлениях, руководивших им амбициях, давлении, которое постоянно, каждое мгновение, оказывала на него война. Все это я, конечно же, понимала. Я не рассчитывала, что Генрих станет тратить слишком много сил на размышления о моем состоянии, ведь он знал, что я в безопасности и мы с ребенком здоровы. Я не была эгоистична.

Но прошел уже почти год, как мы с Генрихом виделись в последний раз. Наши отношения, в основе которых лежало столь краткое время, когда мы были вместе, были очень хрупкими; разве могли они уцелеть в разлуке? К тому же было неясно, когда мы с ним воссоединимся, – тут имела место полная неопределенность. Я смирилась с тем, что Генрих меня не любит, но он ведь совсем меня не знал. Как и я его.

Неужели нам суждено уподобиться двум потокам, которые бегут рядом, но никогда не пересекаются? Иногда я плакала из-за того, что мы с мужем оказались друг другу совершенно чужими.

В моей крови пульсировали одиночество и опустошенность. От разочарования я стала беспокойной. Мои глупые попытки писать Генриху о своих мыслях, как будто этим я могла найти в нем какой-то отклик, добиться некоего эфемерного мысленного соединения с ним, потерпели полный крах. Но, конечно, урезонивала я себя, для диалога должны быть открыты обе стороны. А Генрих не станет думать обо мне.

Как долго еще смогу я ждать?

Глава шестая

Я написала Генриху о том, что меня волновало, решив взять дело в свои руки.

Милорд,

теперь, когда дороги высохли и по ним можно проехать, думаю, мне следовало бы навестить своих родителей в Париже. И мне хотелось бы отправиться туда вместе с вами, если вы сочтете это возможным. Насколько я понимаю, крепость Мо наконец-то пала и находится в руках англичан. Надеюсь, что вам удастся найти немного времени, чтобы встретить меня во Франции.

Ваша любящая жена,

Екатерина.

Наступила весна. На дорогах стали появляться путники – идущие по своим делам торговцы и странствующие пилигримы, собиравшиеся в группы ради безопасности. На рынке в Виндзоре толпились оживленные горожане, радовавшиеся возможности выйти из дома после долгой зимы. Я наблюдала за этим с крепостных стен, прислушивалась к крикам и музыке, красноречиво свидетельствовавшим о бурном кипении жизни за стенами замка; вместе с этим пришло назойливое желание действовать, не дававшее покоя моему сознанию, будто попавший в туфлю камешек.

На мое послание пришел ответ – и довольно скоро, потому что доставил его лорд Джон. Да! Наконец-то Генрих выпустит меня отсюда и позволит к нему присоединиться! В радостном предчувствии я сломала королевскую печать, рассыпав крошки воска по полу, и, сгорая от нетерпения, торопливо развернула письмо, занимавшее одну страницу.

Моей жене Екатерине.

Сейчас неподходящее время для путешествия во Францию. Крепость Мо пала, но разногласия между мной и вашим братом еще не улажены. Мне бы не хотелось, чтобы вы подвергали себя какой-либо опасности.