Запретная любовь

А история их была проста, вели разговор в узком кругу давно знакомых и живущих рядом людей, многие из которых являлись друг другу родней. Да и, как сказал Саморцев – якут якуту всегда брат. Говорили и о положении в колхозе. И Саморцев сказал, вот, мол, обещали в колхозе богатую жизнь, а приходится голодать, есть траву, кожу, что сколько ни работай – на трудодни все равно ничего не дадут, наоборот, отберут последнее. Его поддержал Горохов, сказал, что они живут хуже, чем в тюрьме, заключенных хоть кормят каждый день. Все поддакивали, однако через месяц арестовали только их.

– Все свои, чужих не было. Испортился народ, – подытожил рассказ Саморцева Горохов.

А Саморцев уточнил:

– Скорее, время людей испортило.

– Пропала охота, – после некоторого молчания вновь заговорил Горохов. – Арестовали меня прямо в зимовье, все там осталось: мука, чай, заболонь. Одну махорку с собой взял. Даже не дали снять петли и пасти. Зря зверь погибнет. Мне туда уже не вернуться, следователь сказал, в тюрьму посадят на десять лет. Почему так правдивых слов бояться?

Что мог сказать им Алексеев, чем помочь, если сам был не в лучшем положении?

Едва дождался отбоя, лег и сразу уснул. И тут же его заставили подняться и повели на допрос.

Только вошел в кабинет, сразу понял, что Усачев какой-то не такой. Не было в нем вчерашней важности – ее заменила нервозность, что ли, он не сидел, а стоял возле стола, барабаня пальцами по столешнице. Долго молчал, словно не знал, с чего начать, и, наконец, спросил:

– Скажи, откуда ты узнал, что Березовский написал на тебя донос? Кто тебе об этом сказал?

– Никто. Просто он единственный человек, которого я пристыдил за отказ от родного языка.

– Это было много лет назад, и ты уже давно забыл об этом разговоре, однако вчера ты сразу назвал его имя. Кто тебя предупредил? Говори! Правдивым ответом ты можешь облегчить свою участь. Иначе пожалеешь.

Видимо, вчера до Усачева не дошло, как быстро и не задумываясь, Алексеев указал на Березовского, и теперь он пытался исправить свою оплошность.

– Березовского я часто встречал в райпо, куда заходил по работе, вот почему разговор с ним не забылся.

– А может, потому, что этот разговор был для тебя важен? И ты запомнил Березовского только потому, что он не поддался твоей агитации? А других студентов тебе удалось склонить на свою сторону? Быстро назови имена тех, с кем учился!

– Это было давно, я даже не помню их лица.

– Тогда ты должен был забыть и разговор с Березовским. Кто тебе доложил о его доносе? В каких ты отношениях с комендантом Ножиговым?

– Какие отношения могут у меня быть с человеком, который посадил в тюрьму мою жену?

– Тогда кто? Кто тебе сказал о Березовском? Имя? Имя говори, скотина! – Усачев подскочил к Алексееву и ударил его. – Имя говори, имя!

Ночью Усачева сменил Никифоров, он не спрашивал о Березовском, следователя интересовали друзья Алексеева по техникуму, которые могли бы подтвердить его невиновность. А когда Алексеев отметил, что товарищей у него не было, так как он все время отдавал учебе, Никифоров спросил про друзей в Батамае и добавил:

– Говори правду, от следствия ничего не скроешь.

– Я проработал в Батамае недолго, дело было для меня новое, трудное. Какие там знакомства.

– Скрываешь сообщников? А Егоров, которому ты нахваливал Ойунского?

– Я общался с ним только по работе, он был кладовщиком.

– А вот Егоров говорит другое.

– Я не слышал.

– Умничаешь, сволочь. Я тебе быстро зубы выбью! Горохова и Саморцева тоже не знаешь?

– Людей с такими фамилиями много.

– Саморцева Василия Иннокентьевича и Горохова Степана Васильевича.

– Этих знаю, они мои земляки. Василий Иннокентьевич председатель наслежного совета, а Степан Васильевич мой родственник.

– Ты часто встречался с Саморцевым?

– Чисто по служебным делам.

– А вот его брат говорит другое. Ты, Горохов и Саморцев часто уединялись, о чем-то говорили. О чем? Кто у вас был старшим в группе?

Надо же, Саморцев не мог понять, кто донес на них, кто этот человек, которому они доверяли? А оказалось, родной брат Николай. Что творится с людьми…

– Ты что, оглох, не слышал вопроса?

– Приезжая в Нахору, я всегда останавливался у Горохова. Иногда к нему заходил Саморцев.

– Он заходил именно тогда, когда появлялся ты?

– Не знаю.

– Все ты знаешь, свинья! О чем говорили, что готовили?

– В основном говорили об охоте.

– Охоте? На кого, на представителей власти? У нас есть веские доказательства о твоем участии в националистической организации. И только чистосердечное признание поможет тебе.

– Мне не в чем признаваться.

– Есть, дружок, есть. Следствие располагает неопровержимыми уликами, что ты, Егоров, Саморцев и Горохов состоите в разветвленной антисоветской организации. Как осуществляется связь между вами? Кто руководитель? Саморцев?

– Что вы говорите? Это бред какой-то.

– Бред? – Никифоров быстро обогнул угол стола и ударил Алексеева. – Бред? Это ты говоришь мне? – Сильным ударом он свалил Алексеева на пол и стал пинать…

Когда утром Алексеева привели в камеру, его встретили взгляды незнакомых людей, Горохова и Саморцева не было.