— Да, действительно чудесно, — согласился муж. — Первое время, пока не привыкнешь к жаре, приходится вставать очень рано, не правда ли?
К нам подсел хозяин дома и рассказал, как за два дня до этого сбежал его поваренок, унеся с собой в чемодане фрак, штопор и ночной фонарь. Хозяин тщетно старался догнать его на машине. А в субботу приходил один из друзей хозяина и сообщил, что на улице он случайно увидел какую-то странную фигуру в огромном костюме и белой жилетке, с орхидеей на груди. Но пока он сообразил, что это разыскиваемый поваренок, тот уже исчез. Больше его никто не видел. Поваренок до сих пор, наверное, блуждает по красным дорогам Родезии в этом наряде.
— На днях мне захотелось выпить чаю, а Джеймсу кофе, — рассказывала женщина, недавно приехавшая в страну на постоянное жительство. — И можете себе представить, наш слуга смешал кофе с чаем в одном чайнике!
Казалось, будто по мановению чьей-то руки все люди, поселявшиеся в Родезии, сразу же по приезде теряли что-то очень важное в своей индивидуальности и становились зеркальным отражением друг друга. Они сами не замечали этих изменений и видели лишь, что их друзья были такими же, как и они. Я думал об этом, глядя на полк оловянных солдатиков в военной форме буров, стоявших на полке у стены; хозяин сам выплавил их. Правда, люди, сидевшие вокруг меня, были по-разному одеты и лица их не были похожи. А может, я ошибался, думая об их единообразии.
— Я доволен своей жизнью здесь, доволен, доволен! — кто-то сказал за моей спиной так громко, что уже в самом тоне чувствовалось сомнение в справедливости этих слов.
— Меня зовут Грейлинг, — представился он, когда я обернулся.
Он допивал большой стакан виски и убеждал какого-то молодого человека в том, что во всем виноваты политики. Сам он жил в Африке, чтобы пить, ездить верхом и наслаждаться жизнью. Его собеседник сказал что-то о том, что уже не то время, чтобы делить мир на различные расы, и это надо понять некоторым государствам. Но мистеру Грейлингу это показалось слишком сложным, он лишь насмешливо улыбнулся и нетерпеливо произнес: «Та-та-та!»
Я наблюдал за всеми так, будто я член тайной организации, подыскивающий кому можно довериться. Горькая усмешка молодого человека, которого покинул мистер Грейлинг, внушала доверие. Его звали Ронни Мур, он вырос в горах Медного пояса, окончил школу-интернат в Солсбери и только что получил в Англии диплом инженера-строителя. Он был первым свободомыслящим белым, с которым я встретился вне университета.
Здесь, на веранде гостиницы Мабелрейн, он грустно заявил, что Родезия оказалась в плену ложных представлений и искусственных построений.
— Будь ты не умнее утки, но если ты сможешь отбить атаки центра нападения на футбольном поле — ничто не помешает твоему блестящему будущему.
Спорт здесь — всеобщая страсть и своего рода религия, точно так же, как в Южной Африке. Посмотрите газеты! Все колонки пестрят отчетами о встречах между безнадежно слабыми местными командами. Футбол, охота, табачные ярмарки, спиртные напитки, невежество — и все это теперь, когда страна готова взорваться от уймы неразрешенных проблем.
— Почему же тогда мы здесь, почему сидим и пьем? — спросил я.
— Чтобы заслужить доверие общества, — продолжал Ронни Мур. — Это необходимо. Вот и я здесь. И больше всего злит меня то, что мы пребываем в состоянии ка кой-то спячки.
Он рассказал об одном случае из своего детства. Когда он и другие школьники ехали к началу занятий в Солсбери (это было в сороковые годы), дети местных жителей собрались у остановившегося поезда. Они подошли к вагонам, из окон которых выглядывали белые мальчишки, и стали просить монету или конфету. Мальчишки высунули руки, будто хотели дать что-то, но когда один из африканских ребятишек был уже близко, они стали плевать, состязаясь, кто попадет ему прямо в глаз.
— Когда я вспоминаю, какими мы были тогда, я начинаю кое-что понимать из происходящего сейчас.
Затем Ронни Мур исчез в толпе, и больше я его не видел. Сандаунер вновь стал для меня безымянным — лица, реплики, все новые и новые тосты. Внимание ослабло, я перестал различать, что говорят и что происходит вокруг.
Свет с веранды освещал траву, во мраке оставались лишь гроты под деревьями, напоминавшими буки; до них не доставал даже свет от фар машин, проходивших по дороге. Хозяин, показывая на клумбы, рассказывал, что саженцы он привез из Англии, луковицы из Хиллегома и т. д.
Уже наступил тот час, когда пары танцуют, не замечая других, под звуки граммофона, доносящиеся из соседней комнаты, и когда жены жалуются на педантизм своих мужей или на их привычку играть в гольф до одиннадцати часов вечера. Уже кончились бутербродики с сардинами, яйцом, немецкой икрой, паштетом и колбасой, остались только миндаль и арахис. Хозяйка еще не успела умчаться на кухню, открыть там холодильник и, поразившись исчезновению припасов, в отчаянии собрать остатки кэрри и поджарить яичницу.