— Это обращение — признание своего поражения, — не скрывая удовольствия, говорит член Конгресса Харри Чипембе. — Когда официальная мораль и справедливость падают так низко, наступает время «смены караула». Приезжай сюда года через два и посмотришь, как мы справимся с этим делом. Но когда ты будешь писать о своем приезде, не забудь наклеить почтовую марку! Другие письма без марки не доходят.
Аркадия
для смешанного населения
Аркадия — это селение, в котором все знают друг друга. Ребята здесь играют в футбол стаканчиками из-под мороженого, девушки носят косички и выглядят очень мило. На холмике стоит мальчик и размахивает колесом от велосипеда. Собаки спят на огородах, и мы спокойно можем рассматривать все, чем богаты здесь люди.
— Преимущество трущоб в том, — говорит Джо, — что в них не бывает заборов, и можно ходить, где хочешь.
Здешняя Аркадия не то, что мы привыкли так называть: в ней нет насаждений розового дерева, нет гладко подстриженных ковров густой травы. Это городской квартал по пути к аэродрому Кентакки, в нем живут «цветные». (Я употребляю слово «цветные» в южноафриканском значении: мулаты, евро-азиаты и афро-азиаты). Закон разрешает цветным жить там, где они хотят. Но почти во всех частных и коммунальных контрактах имеются оговорки, разрешающие продавать наделы только европейцам. Свобода цветных тоже оказалась ограниченной неофициальными локациями.
Джо Калвервелл окончил университет в Кейптауне по факультету психологии. Но сейчас он безработный: для цветного психолога нет работы ни в школах, ни на государственной службе. Лишь иногда ему удается написать что-нибудь для местных газет или для лондонского еженедельника «Обсервер». Глядя на Джо, сразу скажешь, что в нем течет африканская кровь, но его жену и детей можно признать за жителей любой средиземноморской страны.
Когда жена Джо работала в одном из загородных магазинов, ее принимали за белую. Обычно цветному продавцу платят лишь половину зарплаты белого, но все же в два раза больше, чем африканцу. Не многим цветным девушкам, работающим в таких магазинах, как «Вулворт», «Экономи» или «О. К- Базар», удается выдать себя за белую.
— Со временем ко всему привыкаешь, — полагает Джо. — Но когда появляются дети, которых любишь, и понимаешь, какие унижения им приходится терпеть, — становится невыносимо трудно.
В Солсбери цветной редко женится на белой девушке. Но примерно раз в месяц один из 20 тысяч белых в стране женится на цветной девушке. Здесь, в противоположность Южной Африке, это разрешено законом.
До недавнего прошлого Джо был членом Национального конгресса. Он один из той небольшой группы цветной интеллигенции, которая действует заодно с африканцами; большинство же цветных безразличны к политике и стараются походить на белых. Среди цветных есть еще одна группа людей, которые начали задумываться над расовыми проблемами и образовали собственное объединение.
У Запада есть возможность экономического выигрыша — поскольку моральная сторона его не интересует, — следует только вернуть цветным веру в благородство белых. Так неужели Запад обманет надежды тех, кто, несмотря ни на что, верит в него? Стоит ли после этого удивляться, что коммунизм с его идеями братства и равенства оказывается привлекательнее идеалов Запада?
Целый день Джо водил нас по Аркадии. Одна из сестер Джо имеет собственный просторный и хорошо обставленный дом; этот дом построил ее муж. В гостиной есть даже горка с фарфоровой посудой. На стене висит портрет покойного брата: у него тонкий профиль. Он умер от туберкулеза; во время войны вместе с Дорис Лессинг он руководил группой социалистов в Солсбери.
Потом мы посетили миссис Эдвардс, жизнерадостную женщину, одетую по последней моде, жену владельца автобуса. Она пригласила нас на чашку чая с печеньем. Дом построен по стандартному для Аркадии образцу: стены и потолок из цемента, летом в нем жарко, зимой холодно; две спальни, кухня, гостиная — всего примерно сорок квадратных метров. По соседству живет мистер Карр, глубокий старик (ему девяносто один год), мы видели его на веранде в качалке. Он был участником войны с бурами, сражался под Мафекингом и преследовал мятежника Марица до самого Порт-Элизабета.
Потом мы снова пили чай — на этот раз у Джонни Димеда и его супруги. У Джонни несколько автобусов и даже собственная мастерская. Он, хотя работает почти круглые сутки, всегда остается веселым, открытым малым, знающим массу историй и побасенок о Европе, которую никогда не видел, гордым за свою жену, подарившую ему двух голубоглазых малышей. Он рассказал нам о своих британских предках: коммерсантах и колонистах — одиночках, скучавших по белым женщинам. Они не знали, к чему стремились.
Зашли мы в гости и к родителям Джо. Его почти ослепшему отцу уже за восемьдесят, он жил в одном доме с Роем Беленским и выступал вместе с ним на ринге еще в те времена, когда сэр Рой был кочегаром и тренировался в тяжелом весе. Как и многие другие цветные, родители Джо приехали сюда пятьдесят лет назад с острова Святой Елены.