Запретный плод

Я не знала, а мне надо было это знать. И только в одно место я могла поехать за ответами. Единственное место в Округе, где я была желанным гостем. «Мертвый Дэйв» — отличный бар, где подавали средние гамбургеры. Владельцем был отставной полицейский, которого вышибли со службы за то, что он мертв. Придиры. Дэйв любил помогать, но возмущался предрассудками своих бывших коллег. Поэтому он говорил мне, а я говорила полиции. Это маленькое соглашение давало Дэйву возможность негодовать на полицию и продолжать ей помогать.

А я для полиции была при этом бесценной. Поскольку мне платили, радости Берта не было границ.

Сейчас день, и Мертвый Дэйв запихнут к себе в гроб, но Лютер должен быть. Он там дневной бармен и управляющий. Он был одним из немногих людей в Округе, который мало имел дела с вампирами, если не считать, что работал на одного из них. Нет в жизни совершенства.

Я легко нашла стоянку неподалеку от бара Дэйва. Днем в Округе парковаться не в пример легче. Когда в Приречье дела вели люди, тут в уик-энд свободных мест не было — ни днем, ни ночью. Один из немногих положительных моментов правления вампиров. И еще туризм.

Сент-Луис для наблюдателей вампиров просто горячая точка. Лучше только Нью-Йорк, но у нас статистика преступлений ниже. Была в Нью-Йорке банда местных вампиров. Они захватили Лос-Анджелес и попытались установить свои порядки и здесь. Первых их рекрутов полиция нашла изрезанными в куски.

Наши вампиры гордятся тем, что они и есть главное русло своей культуры, а банда — это была бы плохая реклама, так что они приняли меры. Я восхищаюсь их эффективностью, но предпочла бы, чтобы они сделали это по-другому. Мне неделями снились кошмары сочащихся кровью стен и ползающих по полу рук и ног. А голов мы так и не нашли.

22

«Мертвый Дэйв» весь украшен темным стеком и пивными знаками. Ночью витрины похожи на какие-то произведения современного искусства, где переплетены название фабрикатов пива. Днем все это приглушено. Бары похожи на вампиров: лучше всего они действуют ночью. Днем бар выглядит как-то устало и уныло.

Кондиционер был включен на полную, и было, как в морозильнике. Холод после плавящей жары на улице поражал как удар. Я остановилась в дверях, ожидая, чтобы глаза привыкли к темноте. Почему это во всех барах такая проклятая темень, как в пещерах, где кто-то прячется? Куда ни зайди в воздухе запах въевшегося табачного дыма, будто он прячется в обоях, как привидения выкуренных сигарет.

В дальней от двери кабинке сидели двое в деловых костюмах. Они что-то ели, а по всему столу у них были рассыпаны конверты плотной бумаги. Работают в воскресенье. Совсем как я. Ну, может, не совсем как я. Можно смело поспорить, что никому из них никто не грозился перервать глотку. Может, конечно, я и ошибаюсь, но вряд ли. Можно ручаться, что самая большая угроза для любого из них на этой неделе — угроза потерять работу. Ах, добрые старые времена.

На табуретке у бара сидел еще один, баюкая в руках высокий бокал. Морда у него уже обвисла, движения были медленные и тщательные, будто он боялся что-то пролить. В полвторого дня уже пьян — плохой для него признак. Но это не мое дело. Всех спасти нельзя. Честно говоря, бывают у меня дни, когда считаю, будто никого спасти нельзя. Сначала человек должен спасти сам себя, тогда уже только можно вмешаться и помочь. Эта философия не действует при перестрелке, а так же при поножовщине, но для всех остальных случаев жизни она вполне подходит.

Лютер протирал бокалы безупречно чистым белым полотенцем. Когда я села на табурет возле бара, он поднял на меня глаза и кивнул, при этом сигарета, торчащая в его толстых губах, дернулась. Лютер мужик крупный, нет, жирный. Другого слова не подберешь, но жир этот тяжелый, твердый как камень, вроде мускулов. Руки у него с крупными костяшками и размером с мое лицо. Конечно, лицо у меня не очень большое. Он очень черный негр, даже с оттенком пурпура, как черное дерево. Сливочный шоколад его глаз пожелтел по краям от избытка сигаретного дыма. Никогда я не видела Лютера без зажатой в зубах сигареты. Он страдает ожирением, курит непрерывно, по седине в волосах ему можно дать за пятьдесят, но он никогда не болеет. Генетика, наверное, хорошая.

— Что будем, Анита?

Голос его вполне подстать телу, густой и тяжелый.

— Как обычно.

Он плеснул мне апельсинового сока в невысокий бокал. Витамины. Мы делали вид, что это коктейль, дабы моя непозволительная трезвость не испортила бару репутации. Кому приятно напиваться среди толпы трезвого до омерзения народа? И какого черта я шляюсь в этот бар, если я не пью?

Я отпила поддельного коктейля и сказала:

— Нужна информация.

— Догадался. Что именно?

— Данные по человеку по имени Филипп, танцует в «Запретном плоде».

Приподнялась пушистая бровь:

— Вамп?

Я покачала головой:

— Вампироман.

Он сделал долгую затяжку, и кончик сигареты засиял, как уголек. Потом вежливо выпустил большое облако дыма в сторону от меня.

— Что ты хочешь про него знать?

— Ему можно доверять?

Секунду он пялился на меня, потом улыбнулся: