Запреты (СИ)

Ба Саргун был во многих стычках и одной настоящей битве, но никогда не думал, что слово обладает подобной властью. Властью большей, чем сила мышц и металла. Читая повесть о рыцаре Миртиэле, он переставал дышать на каждой странице, вздрагивал от каждого удара по герою, словно он пришелся по нему самому и вместе с ним ненавидел коварного колдуна, похитившего сестру Миртиэля. И хотя сам он мог пока едва ли осилить две страницы убористого текста, Э-Ви читала бегло и с выражением, и слушать ее мелодичный голос было одно удовольствие.

Глупость рядом с нищетой! — готов был взвыть Саргун, когда дядя Муи отозвал его в сторонку и угодливо, слащавым тоном попросил одолжить ему чтицу на вечер для гостей, отмечавших помолвку племянницы. Бабушка Гун, подозрительно относящаяся к чтению и грамоте вообще, ахнула, увидев шесть монет, заработанные Эвентой чтением. Гости умирали от хохота и рыдали в голос над «Приключениями Сульского Вора в Гареме Золотого Царя», и приглашения посыпались одно за другим.

Ба Саргуну приключения воров, хитрых торговцев и ловких мошенников тоже нравились, но вот истории «Спальни леди Мары» он слушать не мог, потому что леди Мара на страницах книги еще не успевала раздеться, а он уже волок Э-Ви на кушетку. Слишком уж подробно и любострастно описывал неизвестный писатель прелести развратной красавицы, и очень выразительно Эвента умела читать…

Со времен Ба Саргун заметил также, что незнакомые слова все реже остаются непонятными. Оказалось, их смысл можно уловить, вчитавшись, даже и не спрашивая рабыню. Но были и такие, что всё равно требовали пояснений.

Слово «свобода» значило, например, совсем не отсутствие клейма и веревки. Оказалось, что на землях западного народа раб может ничем не отличаться от хозяина и даже быть богат; и даже и так может быть, что у раба есть свой раб, а у того — свой, и так далее. И это называлось «сословие», но как согласовать это понятие с понятием «свобода», Ба Саргун понять так и не смог.

Было слово «граница», и было сочетание «граница чести». Саргун волновался, но понять, где эта самая граница проходит, тоже не смог. Много было сложных слов, не имеющих аналогов в наречии Афсар. Много было странных понятий и много было тех предметов и явлений, которых в обществе Синегорья или Тарпы просто не существовало, чтобы привести их в пример.

Замок. Столица. Монахи. Городской дозор. Иллюминация. Плотина. Корабль. Баллиста. Слов, которые обозначали нечто, неизвестное Саргуну, накопилось столько, что свободного места на глиняной поверхности сарая с козами уже не хватало. Пришлось сшить вместе несколько кусков тонкой кожи и писать углем. А слова все прибывали и прибывали. Вместе с ними открывались и удивительные тайны. Выяснилось, что одно и то же слово может обозначать несколько предметов и явлений. Что на разных языках одно и то же явление называется по-разному и по-разному оценивается. Что существуют слова-арут, произносить которые нельзя, но они все равно существуют — тут Саргун окончательно сделал вывод о безумии западного народа.

А что было, когда он выяснил, что книжные слова умеют лгать! Вот леди Мара со страниц книги, например, как и безымянный Вор — все они оказались персонажи вымышленные. Никогда не жившие. Саргун всерьез и надолго обиделся на автора. Зачем, зачем он узнал правду, и отчего автор не мог написать что-нибудь о настоящих героях! И как жить теперь, когда тех, любимых, на самом деле не существует!

— Хозяин Ба, так уж заведено, — робко возражала Эвента, — не все из тех, кто описан в книгах, существуют на самом деле. И именно такими, как их описывают…

— Это ложь, получается, настоящий обман, — сурово высказался афс, — а значит, арут.

— Ну, раз арут, читать про леди Мару больше не будем.

Хитрая остроухая! Отказаться от чтения Саргун уже не мог.

Идиллия, воцарившаяся в доме Ба, отвлекла афса от печальных размышлений о судьбе племени. Шли недели, а он погружался в волнующий мир западных знаний, и не было ничего, что напоминало бы о приближении беды.

Беда никогда не приходит по расписанию.

Когда по самхитскому тракту на юго-запад потянулись первые повозки переселенцев-сулов, Эвента умчалась из дома под предлогом выпаса коз. Бросив обеих вместе с козлятами, она, глотая красную пыль и задыхаясь, едва догнала караван, уже покидавший предместья Тарпы. Ноги у сулки болели, при мысли, что назад придется идти пешком по той же неровной дороге, начинала болеть и спина.

— Братья! — окликала она переселенцев, но они, завидев ее, чаще отворачивались, чем прислушивались к ее выкрикам.

Наконец, один из остроухих уделил бывшей соотечественнице внимание. Лицо у него было усталое, в русых волосах запутались колючки.

— Хочешь со мной? — безнадежно спросил он и развел руками, — кроме этого осла, у меня нет ничего.

— Что там, на западе, через пустоши? — выкрикнула Эвента.

— Элдойр надавил. Воевода Туригутта идет.

— Одна?

— Она и две тысячи ее головорезов. Набрали добровольцев во многих селениях. Заняли Лерне Макеф и Тавору. Вот мы и уходим…