Заре навстречу

Ребята сделали ещё несколько осторожных шагов, и выглянули из-за угла. И они увидели здание поселковой комендатуры. Возле этого здания прохаживались сразу несколько полицаев, ещё штук шесть их сидело под навесом, на крыльце. Два угрюмых, продрогших полицая стояли возле стены, и вполне могли увидеть Сашу и Гришу; но эти полицаи просматривали ту небольшую площадь, которую юным подпольщикам надо было перебежать, чтобы оказаться возле здания комендатуры.

Но подобраться к комендатуре незамеченными, а уж тем более — взобраться на её крышу, вывесить на ней красное знамя, а затем благополучно убежать — это оказалось совершенно невозможным делом.

Ребята не знали, что за несколькими часами ранее в комендатуру приехал важный немецкий лейтенант, которому было поручено разобраться с некоторыми местными бюрократическими делишками, и этот вражий лейтенант, очень опасаясь за свою жизнь, распорядился выставить возле комендатуры усиленную охрану…

Саша Шищенко проговорил мрачно:

— Что ж, похоже у нас не получиться.

— Да как же это — не получится? — тихо, но с большим протестом проговорил Гриша Щербаков.

Ведь это было его первое и такое ответственное задание: он даже и не представлял, как он будет глядеть в глаза своих товарищам, когда скажет: «А у меня ничего не получилось!».

И Гриша проговорил упрямо:

— Мы должны вывесить знамя.

— Ты что же — на рожон полезешь, да? Наверное, в застенке хочешь оказаться.

— Нет, не хочу. Но задание мы должны выполнить.

— Должны, конечно — должны, — вздохнул Саша Шищенко, — Только вот с комендатурой у нас точно ничего не получится. Но ведь есть и другие места.

Тут глаза Гриши Щербакова вспыхнули счастливейшим светом, и он сказал:

— Точно! И я уже придумал, где мы вывесим… ну, пойдём отойдём, и я тебе скажу…

И они отошли на соседнею улочку, где уже не было слышно полицаев, а только выл ветер, да шумел в грязи крупный, холодный дождь. И Гриша проговорил:

— Они, дураки такие, здания охраняют, а до природы им никакого дела нет.

— До природы? — растеряно переспросил Саша.

— Ага, — кивнул улыбаясь Гриша. — Сейчас я говорю про наш парк, и про самое высокое дерево в нём — про наш дуб…

Дело в том, что на окраине посёлка Краснодон был устроен небольшой парк. Деревья в этом парке были такими же молодыми, как и сам посёлок, но выделялся среди них дуб.

Этот дуб поднялся из земли ещё до рождения посёлка Краснодон, он был самым древним и самым высоким деревом в округе.

Они стремительно шли, едва ли не бежали в сторону парка, а Гриша говорил:

— Ты останешься внизу, будешь караулить, ну а я вскарабкаюсь на самую высоту и привяжу там флаг. Его со всего нашего посёлка будет видно. Правда ведь, здорово?

— Да, неплохо придумано, — кивнул Саша. — Вот только вопрос: сможешь ли туда залезть?

— А почему же — нет? Ведь я и раньше по его ветвям карабкался. В общем, за меня не волнуйся. Я докажу, что я достоин служить своему народу!..

И вот они оказались в парке. Если бы друзья так хорошо не знали его, то заблудились бы в нём. Но вскоре они вышли к древнему дубу, который, подобно сказочному богатырю-великану возвышался над ними, и гудел своими многочисленными, могучими ветвями.

Щербаков, понимая, что при подъёме ему придётся во всю использовать и руки и ноги, привязал знамя к груди.

Саша Шищенко остался на земле, а Гриша начал карабкаться. Это оказалось нелёгким делом: ведь гладкие ветви совершенно промокли, и руки соскальзывали с них — трудно было удержаться. Но Гриша понимал, что нельзя останавливаться, а надо двигаться стремительно, рассчитывая только на свою ловкость и инстинкты.

Он хватался за очередную ветвь, подтягивался, вновь хватался за ветвь; иногда руки соскальзывали, тогда обхватывал очередную ветвь ногами, и вновь подтягивался.

Гриша уж и сам не помнил, как добрался до вершины; но вдруг понял, что находится на огромной высоте; и что окружают его уже не слишком толстые, верхние ветви. Здесь ветер был особенно силён, а до стремительно проносившихся над его головой туч можно было, казалось, дотянуться руками. Юноша видел и здание поселковой комендатуры. Оно было высвечено электрическим светом, а весь остальной посёлок словно бы тёмным одеялом накрылся.

Гриша согнул свою сильную руку рабочего в локте — обхватил ею вершину дуба, а второй, дрожащей от холода рукой, начал отвязывать от своей груди знамя. Нелёгким это оказалось делом, и ещё сложнее оказалось привязать знамя к вершине дуба. Несколько раз Гриша едва не срывался вниз, и каждый раз ему всё думалось: «Может, хватит? Может, пора спускаться? А то я совсем окоченел?». Но тут же одёргивал себя: «Надо выполнить это дело со всей возможной ответственностью! Ведь это красное знамя, и завтра его увидит весь наш посёлок!»

Наконец, ему показалось, что лучше знамя уже не привяжешь, и только после этого начал спускаться.

Спускался долго, а земли всё не было видно; и он не мог видеть, как много ему ещё оставалось спускаться. Вот выкрикнул:

— Эй, Сашка!