Заря над Скаргиаром

Дариола бросила на короля взгляд, полный бешенства, и выволокла Аскера из кабинета.

— Никуда вы не поедете, Аскер! — твердо заявила она. — Что себе думает это ничтожество? Он думает, что вас можно гонять по всяким мелким поручениям по всему Скаргиару? Он уже впал в маразм, и скоро ему действительно понадобится протез головы, который он будет пристегивать к шее по утрам!

Аскер тоже был в бешенстве, но, взглянув Дариоле в лицо, понял, что сейчас не время показывать свои чувства, и, наоборот, попытался ее успокоить.

— Моя королева, король поступил со мной отвратительно, но я с ним еще разделаюсь, — сказал он. — Несмотря ни на что, предложение Сфалиона подкупить князей кажется мне достаточно разумным. Но сумма и в самом деле огромна, так что ехать придется мне. А теперь позвольте мне покинуть вас: я устал с дороги, а завтра — в обратный путь.

Аскер пошел в казначейство и получил там шесть увесистых мешков с золотыми леризами. Шестеро служащих казначейства, крепкие молодые парни, снесли вниз эти мешки, сгибаясь под их тяжестью, и погрузили в казначейскую карету с толстыми решетками на окнах. Возница хлестнул четверку сухоногих вороных берке с тугими мышцами, игравшими под кожей, и карета в сопровождении восемнадцати конвойных покатила в Гадеран.

Придя домой, Аскер спустился в подвал и проверил, надежно ли заперт Лагреад, потом поднялся наверх и стал рыться в содержимом своего тайника. Он сжег все копии чертежей Стиалора, оставив только одну, самую аккуратную на его взгляд. Потом он с тоской полюбовался красовавшимися на пустых листах королевскими подписями.

«До чего же ты жалкий король, Аолан Тюфяк», — подумал он.

Внизу послышалась богатырская поступь Моори, а вскоре и он сам появился в кабинете.

— Хочешь, обрадую, Эрл? — спросил его Аскер.

— Как, уже? — удивился Моори. — Неужели король назначил тебя премьер-министром или меня — министром финансов?

— Ни то, ни другое, — вздохнул Аскер, услышав, что все чаяния по-прежнему связаны с королем. — Мы едем назад, в Болор. Король поручил мне отвезти тридцать тысяч для подкупа сайрольских князей.

— Великолепно! — воскликнул Моори. — Это идея короля? Честно говоря, мне не верится, что такая мысль могла прийти ему в голову.

— Это идея Сфалиона, — сказал Аскер. — Он, как никто, знает этих степных падальщиков и рассчитывает подарком переманить их на нашу сторону. Завтра утром мы выезжаем.

— Тогда надо пораньше лечь спать, — сказал Моори. — Путь неблизкий.

Он вышел из кабинета, и Аскер остался один. Самое время было заняться медитациями, и он отправился в комнату, смежную со спальней. Заперев двери, зашторив окна и погасив свет, он опустился на ковер, приняв привычную позу. На вхождение в транс ему понадобилось всего несколько минут, и энергетические токи с земли и небес заструились сквозь его тело, пронизывая его насквозь, как солнечные лучи пронизывают прозрачный осенний воздух. Сила вливалась в него неудержимым потоком, заполняя образовавшуюся за две недели пустоту так плотно, что, не умей Аскер обращаться с этой силой, она разнесла бы его в куски вместе с Гадераном и прилегающими улицами. Он втягивал в себя энергию с такой скоростью, что в небе над Паорелой поднялись ветры, принесшие грозу. Горожане с удивлением выглядывали в окна, подставляя ладони под горячие капли дождя и глядя на пляску молний в небе, — небе позднего лета.

Аскер вбирал в себя энергию до тех пор, пока не понял, что больше в него просто не влезет. Такое случалось с ним впервые. Ощущения, наполнившие его, были для него совершенно новыми и необычайно приятными. Сила ласкала его изнутри, проникнув в каждую клеточку его тела, перекатываясь в нем и бурля. Сейчас он был словно сосуд, вмещающий в себя всю силу мира.

Аскер растянулся на ковре, прикрыв глаза. Если бы в комнате были посторонние, они увидели бы, что он улыбается. Такую улыбку невозможно увидеть открыто, ее можно только случайно подсмотреть, когда тот, кто улыбается, думает, что он совершенно один.

После медитаций Аскер неизменно вспоминал Кено. Так было и на этот раз. Аскер все время сравнивал себя со своим учителем, следя за своим развитием иногда отстраненно, иногда пристрастно, но теперь — с величайшим торжеством.

«Или Кено никогда не доходил до полного насыщения в своих медитациях при учениках, — думал Аскер, — или он не доходил до этого вообще. Думаю, что второе более вероятно: от меня у него не было секретов в Сиа, и он сказал бы мне, к чему нужно стремиться. Теперь я знаю, где потолок, где эти небесные чертоги, попадая в которые, адепт может уже и не вспоминать о жалких земных наслаждениях. Если вы за всю жизнь ни разу не испытали это, учитель, то мне жаль вас, как жаль охранников в сокровищнице, которые вечно ходят вокруг золота и драгоценностей, но не могут ими воспользоваться. Когда я думал, что вы всего лишь храните древнее знание, я даже не представлял себе, насколько я был прав».

Аскер потянулся, как кошка, выгнувшись всем телом, и поднялся с ковра. Спать не хотелось; об этом сейчас даже речи быть не могло.