Заря над Скаргиаром

Ни приветствия, ни новостей с поля битвы, ни объяснений этого ответственного шага — только четыре слова. Но Дариола поняла: если Аскер просит прислать Лагреад, значит, дело плохо.

Письмо застало ее в Зале Бесед, ее любимом зале, среди музыки и танцев, шуток и веселья. Она стряхнула с рук своего равиля и подозвала к себе Латриэля. Ни один мускул на ее лице не дрогнул, и никто из придворных не подумал бы, что только что она получила известие чрезвычайной важности.

— Латриэль, сейчас мы с вами поедем в Гадеран, — сказала Дариола с непринужденной улыбкой. — Господин Аскер просит меня отослать ему одну вещицу.

Выйдя из Зала Бесед, Дариола посвятила Латриэля в детали предстоящего ему предприятия.

— Латриэль, — сказала она, — вам выпала редкая возможность войти в историю.

— Какая, моя королева?

— Вы должны отвезти в Болор одно устройство… военного назначения… соблюдая строжайшую тайну и охраняя его как зеницу ока. От того, довезете ли вы его по назначению целым, зависит мир в Скаргиаре.

— Ух ты! — не сдержался Латриэль. — Клянусь вам, моя королева, что я выполню ваше поручение в точности, как вы того просите. Я клянусь отдать свою жизнь, защищая его!

— А вот это лишнее, — сказала Дариола. — Поклянитесь мне лучше, что вы сами доедете живым и довезете то, что положено. Живой паж всегда лучше, чем мертвый.

— Да, моя королева! Клянусь, моя королева!

— И еще одно, Латриэль: эта штука довольно большая и тяжелая, так что вам понадобятся аврины, чтобы погрузить ее на повозку, и много веревок.

— Я найду авринов, — сказал Латриэль. — Я возьму солдат, с которыми я был в Фан-Суор и которые показались мне достаточно надежными.

После этого Дариола отправилась в Гадеран, а Латриэль — сперва в Старые Казармы, а уж потом — к Аскеру домой.

Приехав в Гадеран, Дариола позвала дворецкого Фейриана, которому Аскер перед отъездом велел оказать королеве всяческое содействие. Фейриан проводил Дариолу в подвал и почтительно остановился в начале коридора. Дариола, руководствуясь описаниями Аскера и тем, что запомнила сама, нашла нужную дверь и отперла ее ключом, который Аскер ей оставил. Войдя в комнату, она быстро нашла нужный камень, нажала на него, и часть потолка перевернулась, открывая люк.

Наверху уже ждали Латриэль и его солдаты. Они спустили в люк веревки, обвязали Лагреад, подняли его наверх, накрыли брезентом и вывезли на улицу. Во дворе уже стояла повозка. Оружие погрузили на нее с величайшей предосторожностью и надежно закрепили.

— Помните, Латриэль, — сказала Дариола, — за целость этого устройства вы отвечаете головой. Если хоть одно зеркало треснет или будет поцарапано, то вам не сносить головы.

— Клянусь вам, моя королева, что этого не случится, — ответил Латриэль, втайне трепеща: кто знает, что может случиться в дороге?

— Едьте так быстро, как только сможете, — сказала Дариола. — От этого очень многое зависит.

— Мы будем ехать днем и ночью, меняя в дороге берке.

— Отлично, Латриэль. Помните: я на вас надеюсь.

— Я постараюсь оправдать ваши надежды, моя королева, — сказал Латриэль, вскочил в седло и махнул своему эскорту.

Дариола вернулась в Виреон-Зор и потребовала гаэров и письменные принадлежности. Ей принесли все это, и она села писать письмо Аскеру.

«Лагреад отослан, — писала она. — Латриэль взял с собой восемнадцать всадников, отобранных им лично. Он не знает, что именно везет, — знает только, что это очень хрупкий прибор и очень ценный. Я взяла с него клятву довезти его целым и сказала, что он отвечает за это устройство головой. Остается молиться богам и ждать».

Как и Аскер, Дариола письмо не подписывала, опасаясь шпионов врага. Шпионы чудились ей повсюду: в лавочниках, трактирщиках, хозяевах постоялых дворов, которые предстояло проезжать Латриэлю, — словом, в каждом аврине, даже в безобидных с виду прохожих, сновавших по улицам Паорелы.

Она была права.

Проезжая восточную заставу Паорелы, Латриэль увидел нищего, сидевшего при обочине. Нищий просил милостыню, протягивая сухую руку со старчески скрюченными пальцами. Один глаз нищего был прикрыт повязкой, но другой, здоровый, сверкнул желтым огнем, когда нищий посмотрел на Латриэля. Тот быстро отвел взгляд и кинул нищему монету в четыре атры.

— Спасибо вам, добрый господин, — прошамкал нищий, провожая взглядом повозку, пока она не поехала мимо. Чтобы лучше ее разглядеть, он отодвинул с глаза повязку, и оказалось, что этот глаз совершенно здоров и желтый огонь полыхает в нем так же ярко, как и в другом.

— Везите, везите, — тихо прошептал нищий, — да поскорее. Там вас ждут с нетерпением.

Нищий поднялся с обочины, пренебрежительно высыпал мелочь в канаву при дороге и заспешил в Паорелу, опираясь на длинную суковатую палку.