При слове «жаркую» солдат неизменно ухмылялся, очевидно, вспоминая, какое жаркое утро выдалось сегодня для тех, кто осмелился выступить на битву.
Лагреад, установленный на крыше штаба, взяли под усиленную охрану. Возле него стояло два независимых караула, и когда один сменялся, смена другого как раз подходила к середине. Часовым было приказано глаз не спускать с аппарата и стрелять во всякого, кто покажется им подозрительным. Сфалион лично отбирал караульных и взял туда солдат, верность и преданность которых он сам имел случай видеть на деле.
Дело близилось к ночи. По всему Болору горели огни; военные и те из местных жителей, кто не уехал в тыл, готовились к ужину. Хозяйки ощипывали откормленных дрилинов, в больших котлах под открытым небом варилась гропалятина с пиной. Аппетитные запахи расплывались по поселению, забивая другой запах — запах горелого мяса, что нес ночной ветерок из-за Ривалона.
В штабе тоже собирались ужинать. Хозяин постоялого двора суетился в зале, подгоняя слуг, которые выставляли на стол блюда с разнообразными яствами и бутылками с вином. Когда все было готово, командование село за стол, чтобы отпраздновать одержанную сегодня победу над врагом.
— Господа, я предлагаю тост за Лагреад! — поднялся с места Сфалион. — Благодаря этому удивительному оружию победа стала вопросом времени, и я надеюсь, что уже через две недели мы сможем подписать с Буистаном мирный договор.
— Какой еще мирный договор! — зашумели за столом. — Разбить этих падальщиков наголову, и дело с концом!
— Правильно! Сжечь их дотла! Они первые напали!
От таких речей Аскер болезненно поморщился. Терайн это тут же заметила и поспешила перевести разговор в другое русло.
— Господа, — сказала она, — вы заметили, как удачно подобрано название аппарату? Господин Аскер, как вам в голову пришла эта замечательная мысль?
— Мысль и вправду замечательная, — улыбнулся Аскер, — только она не моя, а господина Эрфилара, творца этого аппарата. Он подумал, что воспоминания, связанные у эстеан, да и у всех прочих жителей Скаргиара, с полковником Лагреадом, уже сами по себе будут поднимать боевой дух воинов.
— Да, великий был аврин, — кивнул Кангейр. — На его месте мог оказаться кто угодно, но, видно, не так просто положить свою жизнь за победу, сколько бы ты в этом ни клялся и какое количество присяг на верность ни приносил бы.
— О Лагреаде ходит очень много баек и легенд, — сказал Сфалион. — Взять хотя бы его молодые годы. Он, помнится, был пажом принцессы
— Как же, помню, — подхватила Терайн. — Король хотел отдать принцессу в жены первому советнику. Этот министр отличался редкостным уродством, но всегда верой и правдой служил королю, так что для него это не имело значения.
— Для министра? — спросил Моори.
— Да нет же, для короля! А вот принцессе было не все равно. Лагреад был молодой и красивый, а министр — уродливый и старый. Она упала к ногам короля и умоляла его пощадить ее и не выдавать замуж за первого советника. Но король был непреклонен. Он сослал Лагреада в Гизен в качестве простого солдата и взял с него слово, что тот не вернется в Виреон-Зор до самой свадьбы первого советника и принцессы. Душа Лагреада рвалась в столицу, но он был связан словом и не мог покинуть свой гарнизон. Они с принцессой переписывались, и в последнем письме перед свадьбой она написала ему, что выбросится из окна, как только старый министр попытается предъявить ей свои супружеские права. Получив это письмо, Лагреад сел на берке и сломя голову помчался в столицу. Но когда он прискакал, было уже поздно…
Все замолчали, опустив головы. Все, кроме Аскера: он был здесь единственным, кто не знал этой истории.
— Терайн, я вынужден признать свое невежество, — сказал он, — но я слышу эту легенду впервые и не совсем понимаю, чем она закончилась. Неужели принцесса выбросилась из окна?
— Нет, — покачала головой Терайн, — но она стала-таки женой первого советника. По-моему, это гораздо хуже.
— Хуже?! Тогда почему она не покончила с собой?
— Думаю, она испугалась смерти, — сказал Моори.
— Увы, не каждый имеет достаточно мужества, чтобы посмотреть в лицо смерти, — сказала Терайн. — Поставьте себя на место невесты, Аскер: она была так молода, и ей, несмотря ни на что, хотелось жить.
— До чего же нелепа эта легенда, — сказал Аскер, — даже если не принимать во внимание ваше довольно странное желание поставить меня на место невесты, Терайн. Впрочем, ладно…
— Почему вы считаете эту легенду нелепой, господин Аскер? — спросил Сфалион.
— Потому что в ней не соблюдены законы жанра. Принцесса должна была выброситься из окна — и точка!
— Какой вы жестокий, Аскер! — сказала Терайн.