Зарницы грозы

– Да, я знаю. Я бился неисчислимые годы, и лишь горстка душ выпорхнула изпод мрачной глыбы, осененной самим сатаной. Быть может, такова будет моя кара за бессилие, или же за попустительство. Ктото должен уравновесить шансы так, чтобы не множить тьму. И я, братья, наиболее подходящий из вас. Демоны могут только вести войны. Мое же оружие – бескровно, и оттого еще более разрушительно в конечном итоге.

– Ты обрекаешь не только себя. Ты обрекаешь своих людей...

– Разве не поступил ты со старым Волхом точно так же?

– Я всего лишь отстранился!

– Но и зло тогда было совсем иным. Я давно уже об этом думал, брат. Мой народ превратился в изнеженных кукол, ведомых лишь низменными страстями. Скоро мне станет не за кого бороться. Испепеляющий огонь лучше медленного гниения. Те, кто выживут, уже не повторят ошибки.

– Что ж, – произнес Светлый Князь, – да будет так.

– Когда же придет конец веку демонов? – проговорил Светлый Император. – Сколько лет духовидцы и пророки предсказывали закрытие этой страницы – и срок ее раз за разом отодвигался.

– Не раньше, чем человечество станет другим, – сказал ему Светлый Шах.

Хидуш и Син ответили Тридевятому согласием. Правда, извещать об этом пришлось по яблочку – послы не могли покинуть царства, потому что восток пылал. Слухи о его освобождении оказались, увы, только слухами. Синьцы к этому отнеслись равнодушно, только порубежную стражу усилили, зато хидушские чародеи, в обмен на щедрые посулы, пособили – привели необыкновенное количество тигров в восточные леса Тридевятого. Тигры загрызали нечисть, но тела не ели, и пропадали так же внезапно, как появлялись. Несмотря на это, послы сидели безвылазно, пока не вернулись с самим царевичем Русланом. В боях тот лишился ноги и уже не мог ездить верхом – его везли на подводе. Ягжаль рассердилась на Финиста после этого, но предъявить ему ничего не смогла. Такто вроде предъявлять и нечего.

Укреплялась Цитадель в городе нав, обрастало Тридевятое железом. Ягжаль собралась уже к себе в степи. Там гдето, на самом юговосточном окоеме, в бесснежных еще краях, был у богатырок град – не град, лагерь – не лагерь. Баюн его ни разу не видел, но Ягжаль говорила, что место это необычное, чародейское. Оно им зимовьем служит. Да и граница близко. Если что – встанут на пути врага.

Рысь решил: поеду. А Финисту ничего не говорить. Если потом узнает, спросит – удивленные глаза сделать. Мол, поехал рубежи охранять да мудрости набираться. Пошто мне указываешь? Я зверь, могу вообще в лес уйти и буду прав.

Но они опоздали.

Князь Всеслав об одном только позабыл задуматься, а может, ему, как небожителю, такое и не приходило в голову – что, хоть Баюн и стал рысем, душойто он был кот. Поэтому засматривался на кошечек, а с лесными сородичами дружить никакой тяги не испытывал.

Чужую он заприметил сразу. Пахнет нездешне, идет – старается не озираться, а все ж глаза косят и лапы ступают чересчур аккуратно. Шерсть холеная, блестит. И совершенно одна. Вот и Рогалик, дворовый рыжий, посматривает на тоненькую незнакомку с изящными лапками. Уже с забора спрыгнул, наперерез отправился.

– Ты куда это? – сказал ему Баюн. В детстве он ой как боялся Рогалика. Тот рос бойцовым чуть ли не с тех пор, как у него открылись глаза. Както раз Баюн забрел на его часть улицы, и потом удирал до самого дома Ивана. А сейчас Рогалик взглянул на зверя величиною с крупного пса, зашипел затравленно и отступил. Баюн кошкам не говорил, кто он такой, захотят – сами догадаются. Но Рогалику иногда так и подмывало об этом сказать. Не ради злорадства, а для пущей острастки. Чтобы впредь слабых гонять остерегался.

– Здрава будь, добра девица, – учтиво сказал Баюн. – Не видел тебя раньше в наших краях. Куда путь держишь?

Кошечка потупилась.

– Я не местной породы, – мяукнула она, – авалонская полосатая. Мой хозяин был знатным человеком и взял меня из очень уважаемого кошачьего рода. Но он ушел в поход на восток и не вернулся, а его слуги обо мне забыли. С тех пор я скитаюсь. Меня звали Мисс ПомПом, но хозяин дал мне имя Буся, или Буська. Кажется, слово «бусый» на вашем языке означает темнобурый цвет?

Какой приятный голос у нее. И шерстка – волосок к волоску, не то что растрепанные Маньки да Соньки. Тьфу, пропасть, о чем это он, Баюн, думает?

– Буся. Ага. Буся. И где же ты теперь живешь?

– Нигде, – вздохнула кошечка. – Я бродила по улицам в поисках еды. Попыталась вернуться в дом, но меня прогнали.

– Где тот дом? Я с ними поговорю. – Баюн щелкнул зубами. – Я первый советник наместника, у меня они попляшут!

Точно, надо Финисту подсказать, чтобы еще закон ввел: «О почтительном обращении с кошачьим племенем». Какнибудь так: «Кошка есть зверь о четырех ногах и с длинным хвостом позади. Не моги ее трогать, бо малая суть...» Или как законы пишутся нынче? Эх, хорошо всетаки иметь власть! Хотя нет. Он же с Ягой уезжать собирался, вотвот, на днях...