Зарницы грозы

Гвиневра могла торжествовать: пальцем о палец, считай, не ударила, а так отомстила. Лекарства в Аламаннском, какие были, кончились быстро. Новых ввозить неоткуда: с чумными и юг, и восток торговать отказались. Все отгородились от соседей, беженцев не впускали – погибайте! Коекто опять Арнульфа вспомнил ни к селу, ни к городу.

Сотню, а может и больше, лет назад приходила чума и в Тридевятое. Но до Лукоморья не дошла. Баюн только слышал, что так бывает. Русичи говорили: это все оттого, что у нас есть баня. Она любые недуги лечит, и от многих защищает. Ягжаль объясняла подругому.

– В моем роду все чародейками были. Закон такой для богатырских княжон. Прапрабабка моя, тогда молодая еще, собрала коры Велесова дуба, смешала с молоком Индриказверя, вылила в реку, пошептала – и кто из той реки испил, тот излечивался. А дальше мор уже не пошел.

Опустевшие улицы встретили Баюна в Аламаннском королевстве, да накрытые рогожей телеги. Ходили только доктора в их птичьих масках, чемто схожих с мордами нав. Ничего не осталось от того умиротворения, что рысь увидел, когда впервые поехал к Финисту. Трупы умерших жгли за городскими стенами. Лавки стояли закрытыми, постоялые дворы и корчмы тоже. Рынки пустовали. Уже и еды становилось меньше – скотина мерла. Ходил слух, что Гвиневра сменит гнев на милость и завезет снадобья, если король Фридрих ей подчинится.

– Сдался бы, думкопф! – услышал один раз Баюн изза закрытых ставен. – Платили бы и дальше, не порвались, а теперь куда те деньги деть!

В столице Алеша с ним простился. Лошадь не дал – как рысь ею один будет править? Баюн, впрочем, не торопился. Будет бежать, захочет пить, а здесь чистая вода вряд ли гденибудь осталась. Он неспешно шел, ждал. И дождался.

– Здрав будь, страж королевства, – сказал Баюн, краем глаза увидев, как слева, между домами, над крышами, мелькает золотистая завесь. – Уже проголодался?

– Твое чувство юмора – полное Schaisse. – Лев стал чуть реальнее, уже не так просвечивая. Он прошел сквозь здания и остановился перед Баюном. – Посмотрим, насколько правильно я сделал, что пропустил юного Волха.

– Ты попросишь у него помощи?

– Я? У него? Еще чего не хватало! Нет, это сделаешь ты, когда вернешься в Лукоморье.

– Я не могу разговаривать с Волхом.

– Финист может.

– Но тебе ведь все равно до него ближе!

– А тебе нужно домой, насколько я знаю. Не спорь со мною, рысь, я и так не в лучшем расположении духа. – Демон стегнул хвостом из стороны в сторону.

– Ладно, – сказал Баюн. – Ммаууу! – Скимен больно ухватил зубами его загривок. Рысь представил себе, как эти зубы выглядят на самом деле, и решил о таком больше не думать. Лев прыгнул, с легкостью рассекая миры, но донес Баюна не до Лукоморья, а до границы с Тридевятым.

– Я не могу туда проникнуть, – сказал он. – Волх это почует. Про меня – молчать, понятно? Скажи, что аламаннцы просят о помощи и согласны перейти на сторону русичей в обмен. Хоть от имени самого Фридриха.

– А он согласен?

– Если я захочу, он будет согласен на ярмарке голым танцевать. – Тут Скимен преувеличил. Орудия демонов всетаки обладают собственной волей, и если та достаточно сильна, могут даже бороться со внушениями. Поэтому демон не может взять первого попавшегося человека и превратить в свою послушную марионетку. Иногда требуемое орудие заботливо взращивается и подготавливается десятилетиями.

– Подожди, не уходи, – торопливо сказал Баюн. – Я хочу задать вопрос.

– С тобой вечно какието сложности... Задавай.

– Как Светлый Конунг добился того, что сделал тебя... ну... незлым?

Вопрос изрядно озадачил Скимена.

– Он вел меня с самого моего появления на свет, – изрек демон после долгого молчания. – Старый Волх умертвил моего предшественника и едва не стер Муспельхейм в пыль. После той войны мой отец поклялся, что аламаннцы больше никому не причинят зла. Она обуздывал меня... укрощал... но ни разу не поднял меча. Он добился того, что я пропитался отвращением к Фафниру – или Вию – увидел ложь каждого его посула и нашел в себе твердость его отринуть. Это то, что возможно описать на человеческом языке. Для подробностей просто не существует слов и понятий, знакомых людям.

– Как ты думаешь, есть у Волха хотя бы шанс стать светлее?

– Шанс есть всегда, но у Волха я его не вижу. Пока что он ведет себя неотличимо от предыдущих. Единственное различие – этот Волх хорошо уяснил, что Вий ему враг. Скорее всего, займет оборону между светом и тьмой, для чего будет старательно наращивать силы и разрастаться. Зачем тебе? Ты не человек, и твою свободу он вряд ли както сможет ограничить.

– Дело не в моей свободе. Я не хочу, чтобы Волх сражался с Князем Всеславом. И еще я... эээ...

Смущаясь, Баюн объяснил Скимену свои мысли. Демон скривился:

– Это тебе не по зубам! Оставь задачу приручения Волха его отцу. Поверь, он хочет этого не менее, чем ты.

– Хоть бы тогда заодно Финиста просветлил, – буркнул Баюн. – Одни люди шепчутся, что Навь на престоле, другие за него загрызть готовы.

– Финист будет у власти, пока не найдется ктонибудь получше.

– И кто? Царевичей он на выстрел из «Аленушки» не подпускает.