Его слова огорошили мать. Она упавшим голосом переспросила:
— Где? За поскотиной?
— Да кругом,— с невольной жесткостью уточнил дед.—Того и гляди, ворвется в ворота. Я жаждый божий день хожу к ревкому на разведку. Там с утра (до вечера гудят. Мужиков загоняли в подводах. То туда, то сюда возят никарей. А домой со всех сторон коробами везут новости. Голову разламывает от новостей! Иу, на самом деле, скажи-ка, что это за война? Ни фронту, ни позиций. Не поймешь, кто наступает, кто отступает, кто с победой, у кого штаны в дерьме. Сколь годов воевал — не видал такой войны!
Но мать не интересовали рассуждения деда о непривычных для него особенностях партизанской войны. Для нее важнее было узнать лишь то, что в Почкалку война может нагрянуть гораздо скорее, чем в Гуселетово. Этого она по своей наивности пикак не ожидала. Сам того не сознавая, дед так омрачил ей возвращен ние в родной дом, что она сразу же примолкла и приупыла. За ужином, когда дед приступил к расспросам о нашей жизни на чужой стороне, она отвечала неохотно, с явной досадой, что было верным признаком нарастающего в ней раздражения.
А утром дед, не говоря никому ни слова, запряг коня в рыдван и сказал мне:
— Поедем-ка, Мишенька, в гости.
— А к кому?
— Да ко всей родне.
— А зачем?
— Тебя показать охота.
Я думал, что дедушка, как всегда, шутит, но он повез меня сначала к крестному и крестной, которые жили на нашей улице, а потом в центр села, к тетке Анне. То у одних, то у других ворот, иногда даже поднимаясь в телеге на ноги, он кричал:
— Встречайте, внука привез!
Мне было стыдно, что дедушка показывает меня на селе, как медвежонка. Тем более что все родные и знакомые, скорее всего вынужденно, чтобы потрафить его причуде, отмечали во мне разные зримые и незримые достоинства.
— Вот доживу, оженю его, и тогда мы заживем! — говорил дедушка на прощание почти всем, у кого мы побывали в тот день.
У него было несколько внуков — ото всех дочерей. Но меня, как выросшего в его доме, он выделял среди всех, совершенно не желая скрывать своей привязанности. Только со мной — я это точно знал — он действительно связывал свои планы на будущее.
Когда мы вернулись домой, мать была в полном расстройстве. Затея деда ее совсем доконала. Не подозревая этого, дед начал было хвастаться тем, какое впечатление произвело на все село появление его любимейшего внука, но мать его оборвала:
— И хватило у тебя ума ездить с ним по всему селу? Теперь все село знает, что мы здесь! Как придут белые, так кто-нибудь и донесет! Попали мы из огня да в полымя!..
Она уже раскаивалась, что уехала из Гуселетова.
IV
Однажды дедушка вернулся из своей разведки гораздо раньше обычного, чем-то встревоженный и взъерошенный, как воробей перед непогодой. Это удивило всю семью. Дедушка молчком сходил в кладовку и явился оттуда с запыленным портретом генерала Скобелева. Обтерев его тряпицей, начал пристраивать на прежнем месте в горнице.
— Ты что молчишь, дед? — встревожилась и бабушка,.
— Не мешай. Чего тут говорить?
— Неужто белые пришли?
— Припожаловали, черти б их взяли!
Только когда генерал Скобелев после длительного изгнания вновь победно осматривал горницу, дедушка с облегчением присел у стола и рассказал:
— Своими глазами видел. Не успел дойти до сборни, гляжу — там их полно, а со степи еще идут подводы. Со станции, с Поспелихи.
Едва услышав о белых, мать онемела и побледнела. Она беспомощно стояла среди горницы, боясь сделать шаг или сказать слово. Каждую секунду я ждал ее крика. Но она и крикнуть ие смогла, а лишь тихонько заплакала:
— Побьют же нас...
— Защитит! — уверенно ответил дед, кивая на портрет генерала.
— Где уж тут...
— А вот слез чтоб не было! — построжел дед.— Я всем соседям накажу — нехай сказывают, что зять на войне сгиб без всякой вести. Там многие сгибли. Поверят. А вот слезам они нс поверят.
— Да ты сядь, сядь,— захлопотала бабушка около моей матери.— Народ у нас тут хороший, никто зря не брякнет.
— Может, они еще и не дойдут до нашей улицы,— сказал дед.— Чего им сюда, под бор, забираться? Им в селе хватит места.
— Там кто-нибудь и докажет. Все видели.
— А я вот сейчас схожу в село да и пущу слух, что вы обратно подались в свои Собачьи Ямки,— ответил дед,— А заодно и разведаю, много ли их пришло. Если немного — на наши улицы не будут ставить на постой.
Но и мать, и бабушка решительно запротестовали против того, чтобы дед уходил из дома. Он пошумел, поносился по горнице, но вынужден был смириться и, возвратясь на свое место, вдруг заявил:
— Придется барана зарезать.
— Петухи еще есть,— напомнила бабушка.
— На всякий случай. Они прожорливы.
— Сам же сказал, что к нам, может, и не придут!
— А если все ж таки заявятся? Им сразу жратву подавай! Ублажай! И ничего не поделаешь — будешь ублажать. Да что тут зря толковать! Где нож?